Разбудил ее Сэм, нежно поглаживающий ее лоб.
— Ты улыбалась во сне, — сказал он.
— Я же в отпуске.
— Прости, что разбудил, но Ребуль приглашает нас за стол. Он называет это пикником.
Элена вдруг вспомнила, что, занятая упаковкой вещей — делом сложным и требующим большой сосредоточенности, — она пропустила ланч.
— Кажется, я не прочь перекусить, — объявила она. — Вернее, я умираю от голода.
Матильда накрыла стол белоснежной скатертью, разложила льняные салфетки и расставила хрустальные бокалы. В вазе изящно красовалась одинокая белая орхидея. Не хватало только Ребуля в поварском колпаке, для того чтобы представить себя в restaurant de luxe. Вскоре появился и хозяин, но в своей рабочей одежде: ни пиджака, ни галстука и расстегнутые верхние пуговки шелковой рубашки. Элена заметила, что на кармане вместо монограммы владельца вышиты крохотные китайские иероглифы. Ребуль проследил ее взгляд.
— Их шьют для меня в Гонконге, — объяснил он. — Портной, месье Ванг, любит пошутить, вот он и вышил это вместо моих инициалов. Сказал, что это цитата из Конфуция, сулящая долгую и счастливую жизнь.
— И что в ней говорится?
— «Пожалуйста, убери свою руку с моей левой груди». Такое вот китайское чувство юмора. Итак, Матильда, что у нас припасено для пикника?
— Копченая лососина. Фуа-гра, разумеется. Последняя в этом сезоне спаржа. — Матильда сделала паузу и поцеловала кончики пальцев — типичный для французов жест, выражающий восхищение. — Несколько видов сыра. И главное, месье Франсис, ваш любимый salade tiède aux fèves et lardons.
Она с улыбкой ждала реакции Ребуля.
— О! — воскликнул тот. — Я умер и уже в раю! Элена, Сэм, вам знакомо это блюдо? Теплый салат из зеленой фасоли и рубленого бекона! Не знакомо? Тогда начнем с него, а уж потом займемся фуа-гра или лососиной. А можно и тем, и другим. Ланч-то был уже очень давно.
Он заглянул в большое ведерко со льдом, которое Матильда поставила на стойку бара.
— Что будете пить? Шампанское? Есть еще «Пулиньи Монраше» тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, а к фуа-гра — «Сотерн» тысяча девятьсот восемьдесят четвертого. Извините меня, — повернулся он к Элене, — но я никогда не беру с собой в полет красное. Даже лучшие вина Бордо и Бургундии плохо переносят турбулентность и смену высот. Вам наверняка это известно.
Элена покивала с видом знатока, хотя на курсах им ни слова не говорили о поведении вина в частных джетах.
— Ну разумеется, — мило улыбнулась она. — А не могли бы вы рассказать мне об этом салате? Никогда о таком не слышала.
— Этому рецепту я научился у своей матери. Большой кусок бекона порубите на кубики и поджарьте на сковородке на медленном огне. Пока бекон жарится, положите фасоль в кастрюлю с холодной водой и поставьте ее на сильный огонь. Как только вода закипит, слейте ее — фасоль готова. Переложите ее в миску, а сверху посыпьте поджаренным беконом и — самое главное! — вылейте туда весь оставшийся в сковородке жир. Et voilà. Хорошенько перемешайте и ешьте сразу же, пока не остыло. Вкус божественный. Сейчас убедитесь сами.
Салат и правда оказался божественным, впрочем, все остальное тоже. Наблюдая, как Ребуль с удовольствием расправился с салатом, целой тарелкой спаржи и двумя толстыми ломтиками фуа-гра, Элена недоумевала, как же он умудряется оставаться таким поджарым. Она уже задавалась подобным вопросом в Париже, где ее поразило отсутствие толстяков на улицах. Рестораны всегда были полны, французы ели и пили, как тяжелоатлеты, и тем не менее большинство из них, кажется, совершенно не прибавляли в весе. Странно и очень несправедливо.
— Почему так, Сэм?
— Почему что?
— Почему французы едят и не толстеют?
Сэм уже задавал этот вопрос Софи, своей сообщнице в деле похищения вина. Та ответила очень уверенно, как истинная француженка, вооруженная безупречной логикой, здравым смыслом и опытом многих поколений правильно питавшихся предков. Сэм в точности запомнил ее слова.
— «Мы едим меньше, чем вы, мы едим медленнее, чем вы, и мы не кусочничаем в перерывах. Все совершенно просто», — процитировал он почти дословно.
Пока Элена обдумывала эту новую для нее мудрость, в разговор вмешался Ребуль.
— Теперь во Франции все изменилось, — сокрушенно покачал головой он. — Меняются наши привычки, меняется диета, и меняются наши фигуры: слишком много фастфуда и сладких напитков. — Он похлопал себя по животу. — Наверное, мне тоже пора отказаться от «Сотерна», но я пока не готов.