Мы улыбнулись друг другу — устало и вымученно. Тяжесть этого дня — всех дней — давила на наши плечи незримым грузом, делала веки тяжёлыми, как свинец. Утром нам понадобятся силы, а мы вымотались, эмоционально и физически. Нам нужен крепкий сон, просто необходим, и я так счастлива, что мы оба сошлись хотя бы в этом. Я поняла это, когда Реми сократил расстояние между нами и, поцеловал в висок, собственнически сгрёб в охапку. Расслабившись в его руках, почувствовав, как умиротворение растекается по всему моему телу, я улыбнулась и прошептала в сгиб его сильной руки:
— Какой ужас, завтра я снова увижу твоё лицо.
Хрипло рассмеявшись в мои спутанные волосы, Реми снова поцеловал меня в затылок.
— Спи уже, — пробормотал он едва слышно.
Вскоре его дыхание стало ровным и глубоким, и он, ни на секунду не ослабив хватку, уснул. Я закрыла глаза, стараясь дышать в такт с ним. Яркие образы того, что произойдёт уже утром, мгновенно наполнили сознание, отчего пульс участился, а сон наотрез отказывался приходить, несмотря на усталость. В самом деле, какая несправедливость! Это наша первая ночь в столь комфортных условиях, а я не могу сомкнуть глаз! Узор на стене начал раздражать меня уже через несколько минут. Я отчаянно боялась бросить взгляд в окно и увидеть полосу рассвета. Чуть сдвинувшись, я крепко зажмурилась и недовольно вздохнула. Как символично, ведь в тот день, когда мы были вынуждены впервые переночевать вместе, я тоже страдала бессонницей.
Вероятно, прошёл целый мучительный час, прежде чем мой организм перестал бороться с усталостью и поддался соблазнительному приглашению Морфея. Сны мне снились отрывистые и тревожные, и я часто просыпалась, чтобы, прижавшись ближе к Реми, снова провалиться в сладостное небытие. Внутренние часы уже вовсю твердили о том, что наступило утро, но наша временная обитель по-прежнему была погружена во мрак — не нужно было открывать глаза, чтобы убедиться в этом. В какой-то момент тепло покинуло моё тело — Реми наверняка отвернулся, но стало так неуютно, будто я снова лежу на сырой земле, среди холода и мрака. Неохотно открыв глаза и несколько раз поморгав, отгоняя дремоту, я наткнулась на сплошную пелену мрака.
Тревога тотчас охватила моё яростно заколотившееся сердце. Как бы я ни старалась озираться по сторонам, тьма, поглотившая комнату, была почти непроглядной. Но что-то мелькнуло в ней, что-то до мурашек знакомое, и когда зрение наконец привыкло к отсутствию света, я смогла разглядеть всего в нескольких шагах от себя силуэт человека. Он смотрел на меня своими ясными голубыми глазами, смотрел и улыбался, пока я изо всех сил боролась со своими хаотичными чувствами. Это сон или реальность? Почему комната не кажется мне той, в которой мы уснули несколько часов назад? Здесь пахнет сыростью… знакомой сыростью.
Неужели опять эти чёртовы сны?
Силуэт неспешно двинулся на меня. Первый порыв подорваться с места и нырнуть в безопасные объятия прервался отблеском металла в кромешной темноте. Мужчина подошёл ближе, остановился прямо у моих ног, и взгляд мой испуганно врезался в зажатый в его руке пистолет.
И прежде, чем я успела узнать место, в котором проснулась, прежде, чем успела хоть что-то вымолвить, холодное дуло коснулось моего виска. Имя, слетевшее с дрожащих губ, стало и молитвой моей, и проклятием.
— Реми?..
Лицо моё опалил чужой взгляд до боли знакомых глаз.
— Это всё не со мной, — прошептала я, блуждая нервным взглядом по его бесстрастному лицу. — Реми, скажи мне, что всё это неправда. Сейчас я проснусь в особняке тёти. Правда? Р-Реми?
Он навис надо мной, усмехаясь. Сердце в груди, колотилось, как бешеное, и я настойчиво просила себя проснуться, щипала себя, больно щипала, только бы наконец прийти в себя. Всё хорошо, Эйла. Ты это уже проходила. И каждый раз возвращалась. Каждый чёртов раз. С какой стати сейчас всё должно быть иначе?
— В чем дело, красавица? — спросил меня чужой человек в обличии моего родного Реми. — Пришла в себя? Ах, жаль, как же жаль…
— Что ты говоришь такое? — мой голос сорвался, ведь горло сжал тугой ком. — Почему я здесь? Это ведь сон, верно?
— Не знаю, — он присел на корточки передо мной, и тогда я увидела карту под его ботинком. О, боже… нет, нет, нет, нет. — Ты ничего не помнишь, ведь правда? А может, мне и не стоит тратить время на тебя? И так подарил тебе лишние три дня жизни.
— Что? — я усмехнулась, но вдруг почувствовала дикую пульсирующую боль в затылке. — Чёрт!
Коснувшись ладонью того места, где боль была ярче и невыносимее всего, я ощутила пальцами запекшуюся кровь. Глаза расширились в ужасе.