Отарский илем—большой илем. Поэтому здесь Ахмачек надеялся взять в войско нового хана не меньше сотни человек. Он приехал с десятью джигитами, велел всем отарцам собраться у моста. А когда люди собрались, он, не слезая с коня, начал говорить:
— Эй, мужчины, слушайте слово хана Мамич-Берды. Стало нам известно, что русский царь Иван велел горному полку идти на Луговую сторону и воевать наши илемы. Всю землю по эту сторону Волги хотят отдать нечестивому Акпарсу, а вас выгнать в глухие леса на Пижму и Юронгу. Тех, кто служил хану Акраму, хотят покарать. Я и мой брат Мамич-Берды защитим вас от тех, кто продался русским. Вы должны дать в наше войско сто человек. Время у нас мало—завтра утром самые сильные мужчины пусть будут готовы: я поведу вас в Чалым.
Вздыбив коня, Ахмачек помчался в сторону илема Юксары, оставив в Отарах пятерых джигитов. А вечером в илем вернулся Алтыш, а с ним тридцать человек, отпущенных из плена. Верные извечным обычаям гостеприимства, отарцы разобрали усталых и вымокших путников по домам, накормили и обсушили.
Весть, которую принесли друзья Алтыша, взволновала всех жителей илема. Оказывается, горный полк распущен, Акпарс снял с себя звание воеводы и готовится к зимней охоте. Зачем же тогда Ахмачек собирает войско?
Отец Алтыша — давний карт в илеме Отары. Он и самый мудрый. К нему собрались за советом.
— Скажи нам, как быть?—спросили.
Старый карт мотнул головой в сторону сына.
— Алтыш, мой сын, был сотником у Мамич-Берды. Везде бывал, больше меня знает—его спросите.
— Меня спрашивать не надо, вы сами все знаете,—сказал Алтыш.—Под ханом Гиреем нам было плохо, под ханом Али-Акрамом еще хуже. Мамича я тоже хорошо знаю: ему до нас дела нет, ему нужны свои земли, что русские отобрали, свое богатство, что в Казани осталось, защитить. Русский царь тоже другом нам не будет, но если мы уплатим честно ясак и все налоги, русские нас не тронут. А хану Мамич-Берды не меньше давать придется, да жизни в войне класть. Я так думаю: не идти в его войско.
— А ты про Юксары слышал?—спросил кто-то.
— А что в Юксарах?
— Тех, кто в войско идти отказался, саблями джигиты Ахмачека посекли.
Долго судили-рядили, так ничего путного и не придумали. Тогда старый карт, молчавший во время всего разговора, сказал вдруг:
— Разойдитесь все по домам. Всех людей, что с Алтышем пришли, посылайте сейчас же сюда. А людей для Ахмачека готовить надо—у них сила.
Когда старики разошлись, карт спросил сына:
— Твои друзья так же думают, как и ты?
— Им Чалымское ханство не нужно, они войной сыты по горло.
— Если им все, что я придумал, сказать—не выдадут?
— А что ты им скажешь?
— Я вот что, сын, надумал: пока жив Мамич-Берды и его брат Ахмачек, покоя нам не будет. У них—сила, мы—безоружны. По слухам я знаю: нет такого илема, где бы желали воевать за богатство Мамич-Берды. Пусть твои друзья идут по своим илемам и, не дожидаясь Ахмачека и Мамич-Берды, собирают под свою руку людей. А собравши, пусть шлют гонцов с подарками к тебе. А там я скажу, что делать дальше...
Неделю спустя к Чалыму подъехало двенадцать всадников. Их переметные сумы были набиты туго. На переднем коне ехат Алтыш. У дома, где жил новоявленный хан, его остановила охрана.
— Кто такие?
— Передай высокочтимому хану, что к нему сотник Алтыш по большому делу.
Когда Алтыш вошел в просторную избу, Мамич-Берды сидел на троне, вывезенном из Кокшамар. На хане были халат с плеча Али-Акрама, меховая шапка с золотой цепочкой наискосок.
Алтыш упал на ковер, поцеловал подножие трона и поднялся:
— Велика моя вина перед ханом. Я пришел просить у тебя милости и прощения.
— Ты, Алтыш, трус, и тебе пощады не будет. Ты со всей сотней сдался в плен удиравшим воинам Акпарса, вместо того чтобы драться за ханство.
— Поверь, великий хан, нас отсекли от Чалыма воины русской сотни, а ногайцы, видя это, не помогли нам ничем.
— А где твоя сотня?
— Все мои воины вернулись из плена вместе со мной, они тоже, как и я, принесли тебе большие дары и просят милости. На двенадцати лошадях привезли эти дары.
— И это все, что ты хотел мне сказать?
— Нет, не все. Твои верные воины возвратились в свои илемы, собрали каждый по сотне самых сильных и самых смелых парней и теперь ждут твоего повеления. Скажи, куда им идти?
— Вот это подарок достойный!—воскликнул Мамич-Берды.— В каких илемах эти воины?
— Все они живут в лесах по ту сторону озера Таир.
— Я прощаю всех вас и милую. Поезжай к твоим воинам и скажи им, чтобы вели людей к озеру. Через два дня я буду там и поведу их в Кокшамары. Я хочу посмотреть на них...
Минуло два дня. Мамич-Берды переправился на левый берег и встретил Ахмачека. Тот рассказал ему, что сбор войска идет плохо, люди из илемов уходить не хотят, а тех, кого удается увести, трудно укараулить—разбегаются в дороге.
— Ты молод и потому глуп,—сказал Мамич-Берды,—Я знаю, сколько людей искрошил ты своей саблей. Ты распугаешь всех черемис. Кто тогда поддержит ханство? Учись у сотника Алтыша—он привел к озеру Таир около трех тысяч. Сейчас же поезжай в Кокшамары и приготовь им место—я приведу их туда. Мне вдогонку пошли сотню джигитов на всякий случай.
— Хорошо,—хмуро ответил Ахмачек и, огрев коня плеткой, поскакал по грязной дороге...
На песчаной косе около озера Таир людей полным полно. Далеко по берегу меж кустов построены шалаши, горят костры, висят котлы. На вертелах жарится мясо, от него—во все стороны приятный запах. Люди веселы—звенят гусли, рокочут тюмыры, пляска идет на песчаной косе.
Вдруг подскакал к озеру всадник, осадил резко коня и, взмахнув плеткой в сторону леса, крикнул:
— Великий хан черемисский Мамич-Берды!
Не прошло и пяти минут, на лесной дороге показался хан со своей сотней джигитов. Мамич сидит в седле гордо, конь под ним вороной, сбруя золотая—ногайского хана наследство.
Алтыш вышел вперед, взял коня под уздцы, помог хану сойти на землю. Сказал приветственные слова. Люди встретили появление хана радостными криками. Алтыш показал на высокий навес под тремя деревьями—там стоял стол и скамьи.
Мамич-Берды хотел было отказаться—кто знает, что там под закрытым со всех сторон навесом? Но потом сам устыдился своей боязни. С ним сотня вооруженных до зубов джигитов, а тут совсем почти безоружные люди, которые сами пришли проситься под его высокую руку.
И он шагнул к навесу.
Только Мамич вошел под навес, грянула музыка, зазвенела песня, пляски снова начались. Видит хан, что люди хмельные, веселые, пришли к нему по своей воле, о зле не помышляют.
А под навесом сидят знакомые ему люди—вместе когда-то Чалым брали. И уж совсем успокоился Мамич, когда увидел, что все они безоружные, даже ножа на поясе ни у кого нет.
Алтыш поднес хану чашу с пивом.
— Великому гостю—великий почет,—сказал и сам отпил несколько глотков из чаши.
После первой чаши заходили в голове хана какие-то странные мысли. «Для чего ночи не сплю, для чего сам себя в кулак сжал? Сперва ханство создавал—не позволял себе никаких вольностей, ни на одном пиру не был. Потом появился Али-Акрам—тот начал на пирах гулять, ему, Мамичу, пришлось дела ханства вершить— не до пиров. Теперь он сам хан, но опять со страхом за гостевой стол садится. Да сколько же себя в узде держать?!»
— А ну, Алтыш, налей еще! Пить хочу, гулять хочу. Вы радость большую мне принесли, ханство мое укрепили.
И выпили гости по второй чаше.
А за навесом тоже не дремлют — тянут джигитов в пляску, угощают пивом: благо, у каждого по большому берестяному бураку припасено. Под навесом пир идет без передышки. Всем новый хан надавал звания сотников, обещал после того, как ханство укрепится, около своего двора держать. Сотники хану в верности клянутся, славят его мудрость, силу и смелость. А пиво на столе вроде и не убывает, сколько его ни пьют. Мамич-Берды доволен, что он на пиру сильнее других—многие уж попадали под стол, иные спят на скамейках или храпят, уронив голову на стол.