- Пошли, - хлопает Ника по плечу Хал. - Обойдем, блин, позырим, чё там, сзади.
Служебный вход в здание Цирка скрывает целая роща американских кленов. Поодаль, в камышах, которыми заросло русло реки Казанки, квакают лягушки. День обещает быть теплым, в воздухе носятся стрекозы, жужжат слепни и оводы.
Устроившись в густом бурьяне у края замусоренной, заросшей дороги, наполовину поглощенной болотом, друзья наблюдают за зданием.
- Вроде тихо, - вглядываясь в зеленую мешанину листьев, бормочет Ник. - Двери открыты… Но не может же быть такого, что бы они тут охрану не поставили?
- Ща проверим, блин! - хищно усмехается Хал, подбирает трухлявый сук и изо всех сил бросает его в густую крону одного из американских кленов.
Его старания вознаграждаются сторицей - на шум откуда-то выныривает щуплый парень в камуфляже, задирает узкое лицо и направляет ствол автомата вверх, напряженно вглядываясь в листву.
- Ну, что там? - окликает его невидимый со стороны напарник.
- Хрен его знает, - успокоившись, пожимает плечами охранник. - Птица, наверное.
- Тоска-а… - второй аковец выходит на площадку перед воротами. Он намного крупнее и старше. - Слышь, Леха, сходи, притарань телку какую-нибудь, что ли.
- Кидняк узнает - секир башка сделает. Тех двоих так и не поймали, - Леха настороженно зыркает по сторонам голубенькими глазками. - Слышь, Бурый, может, они тут где-нибудь шарогрёбятся?
- Не ссы! - авторитетно заверяет его Бурый, потирая квадратную челюсть. - Тащи телку, только помоложе бери. Вон, в кусты отведем. Ты покараулишь сперва, потом я. Все путем будет. Давай!
Ник и Хал переглядываются. До кустов, на которые указал аковец, от них недалеко, метров пять-шесть.
- У меня нож, - шепчет татарин.
- Я его голыми руками удушу, - скрипит зубами Ник. - Пошли!
Они ползком, обдирая животы о вздыбленный, разорванный корнями трав и деревьев асфальт, добираются до густых зарослей акации, назначенных Бурым стать местом сексуальных утех, затаиваются.
- Иди, иди, красавица, - слышится гнусавый голосок Лехи. - Сахар хочешь? У нас есть. Мы хорошие. И тебе хорошо будет. Да иди ты, сучка! Бурый, во, зацени!
Ник вытягивает шею, стараясь рассмотреть сквозь густую листву, кого привел Леха. Сердце его сжимается от дурного предчувствия.
- Руки убери! Козел! - режет по ушам такой знакомый, такой родной голосок. - Не пойду-у, не пойду!
Звук пощечины заставляет Ника вздрогнуть.
- Ой, мамочки! - взвизгивает девушка.
- Эн! - не помня себя от ярости, Ник рвется вперед, и, если бы не Хал, бультерьером повисающий на нем, жить ему осталось бы считанные секунды.
- Куда, дурак? - шипит татарин в ухо Нику. - Всех попалишь, блин! Сиди, жди!
- Вот ты дура, что ли? - выговаривает тем временем Бурый отчаянно извивающейся в руках Лехи Эн. - Чего ты кобенишься, лярва? Все равно ведь по-нашему будет. Времена нынче такие. Настоящие. У кого сила, тот и права имеет. И ты могла бы. Ну, девка! Как там в кино говорят? Расслабься, гы-гы, и получи удовольствие. А то ствол сейчас сама знаешь, куда засуну, и одного патрона не пожалею. Ну, иди! Вон туда, туда. Леха, на шухер!
- Ага, - довольный Леха толкает Эн к Бурому и вскидывает автомат. - Ты только это… не долго!
- А как получится, - скалит желтые зубы Бурый, хватает беззвучно плачущую Эн за руку и тянет к акациям.
Ник до боли стискивает зубы. Хал достает нож, обыкновенный столовый нож из хозяйственного отдела ЦУМа, с лезвием из нержавеющей стали и пластмассовой рукоятью. Татарин носит его за пазухой в самодельных деревянных ножнах.
- Ну, не брыкайся, не брыкайся, - утробно воркует Бурый, затаскивая девушку в кусты.
Эн молча отбивается, но видно, что ей не по силам справиться с крепким мужчиной.
- Вот здеся, ложись. Ну что ты, дурочка! Все хорошо будет! Нас двое всего, двое. - Бурый толкает Эн, роняет на траву. - Слышь, я терпение теряю! Будешь выламываться - остальных мужиков позову. Сама подумай, что лучше…
Эн всхлипывает. Ник опять рвется к ней, но Хал сдавливает ему руку.
- Не лезь, блин! Рано!
Звякает пряжка расстегнутого ремня. Бурый, не глядя, вешает автомат на ветку, через голову стягивает армейскую куртку. На бледной, не тронутой загаром спине его синеют наколки - купола, ангелы. Эн закрывает глаза и заслоняет лицо рукой. Уголовник тихо смеется, нагибается над девушкой…
- Теперь пора! - выдыхает Хал.
Они одновременно прыгают на аковца, ломая ветки. Ник, словно куклу, выдергивает из-под него Эн, а Хал двумя руками обхватив рукоять ножа, всаживает его под левую лопатку Бурого. Уголовник кашляет, пытается что-то сказать, но захлебывается - и роняет голову в траву.
- Уходим! - цедит Ник, взваливает на плечо бесчувственное тело девушки и ломится через заросли. Хал устремляется следом.
Убегая, они слышат позади гнусавый голос Лехи:
- Бурый, ну что там? Всё на мази?
Глава седьмая
Эн приходит в себя минут через пять, когда Ник решает, что с девушкой на плечах он больше уже не сможет сделать ни одного лишнего шага. За это время друзья добегают до обвалившегося моста Миллениум, пролезают под опорами, со стороны болота выходят к заросшему сиренью валу Кремля и прокрадываются на улицу Карла Маркса.
Теперь они прячутся в подвале полуразрушенного дома. Здесь сыро, темно, с потолка капает, под ногами чавкает густая грязь. Осклизлые стены покрывает липкий зеленый налет, пахнет водорослями. Устроившись на ржавых бочках, друзья усаживают Эн, подстелив ей куртку, и отдыхают, с тревогой посматривая в сторону узкого проема подвального окна, через которого и заползли в подземелье. Если преследователи вычислят беглецов, найдут их по следам, то уйти из подвала не удастся. Ловушка.
- Вот только фиг им, блин! - сверкает в полутьме улыбкой татарин.
Идея бежать в сторону Кремля принадлежала Халу.
- Там они нас не додумаются искать, - сразу сказал он.
- Пить! - шепчет Эн, невидяще глядя перед собой. - Водички. Один глоточек…
Ник вытаскивает из кармана помятую пластиковую бутылку без этикетки, откручивает грязную крышку. Такие бутылки, прекрасно сохранившиеся, носят с собой многие общинники - они заменяют им походные фляжки.
Девушка припадает к горлышку, судорожно глотает - и тут сказывается накопившееся нервное напряжение. Оттолкнув руку Ника с бутылкой, она плачет, буквально заходится в рыданиях.
- Тихо, тихо! - пытался успокоить ее Ник. - Всё уже, всё прошло…
- Гады! Вы гады, гады! - Эн молотит кулачками по широкой груди Ника. - Зачем вы меня с собой не взяли? Бросили… Там так страшно было… Они утром пришли, Бабая избили, ногами… Все лицо черное. А профессора… - Девушка всхлипывает, отворачивает голову и утыкается мокрым лицом в плечо Ника. - Профессора уби-и-ли-и! Он заступился, сказал, что это произво-о-ол… И Снежану… Но-о-жо-ом!
- Вот тебе и жизнь наладилась, - глупо говорит Ник, прижимая к себе сотрясаемую рыданиями Эн.
Проходит не менее получаса. Выплакавшись, Эн успокаивается и засыпает, прижавшись к Нику. Хал, стараясь ступать потише, пробирается к окну, выглядывает, прислушивается.
- Тихо вроде. Ну чё, еще посидим или будем выползать?
- Автомат! - бьет себя кулаком по лбу Ник. - Автомат не взяли!
- Да теперь-то чего, - хмыкает Хал. - Поздняк пить боржоми, блин. Ты скажи лучше, куда мы теперь?
- Туда, где людей поменьше. Где можно посидеть спокойно, помозговать, как дальше жить…
- Помозговать, - ворчит Хал. - Мозгуны, блин. Знаешь чё? Давай к Дому Кекина двинем. На цырлах, в обходняк. Там вроде спокойно, переночуем. Чё думаешь?
- Давай, - кивает Ник и осторожно принимается будить девушку.
Поход к готическому особняку проходит на удивление гладко. Выбравшись из подвала, друзья стараются как можно дальше уйти от Кремля. По Нагорной, по улице Зои Космодемьянской, прячась в тени деревьев, прижимаясь к стенам, с опаской, они выходят к площади Султан-Галеева, прокрадываются какой-то козьей тропой через густой боярышник вдоль серого монолита здания бывшего Госсовета, сворачивают на Малую Красную и уже отсюда начинают двигаться в сторону улицы Горького.