Туман немного рассеивается, и Ник видит в просветах между деревьями, по правую руку от себя, отблески воды. Он вспоминает, что где-то здесь находится озеро Кабан, то ли Верхний, то ли Нижний. Впереди сереет бетонный короб автобусной остановки, за ним - кривая просека, уводящая вверх и несколько остовов легковых машин, перегораживающих бывшую дорогу. Тягач дергается и останавливается. Ник бьется грудью о край люка. Рев двигателя переходит в утробное урчание. Люк над водительской кабиной приподнимается и появляется взлохмаченная голова Юсупова. Повернувшись к Нику, он скалится, тычком поправляет очки и кричит:
- Я эта… прямо через машины поеду!
Ник молча кивает. Выбора у них действительно нет - по обе стороны дороги высятся большие деревья. Юсупов ныряет обратно. «Маталыга» словно бы приседает на корму - и резко рвется вперед. Задрав нос, тягач наползает на ближайшую легковушку - кажется, это какой-то джип - и лихо проутюживает его, лязгая гусеницами. Молодая сосенка, на свою беду выросшая слишком близко к центру дороги, сгибается, ствол ее с громким треском лопается и длинная белая щепка отлетает, кувыркаясь, в сторону.
Выбравшись из низины, они едут по более-менее ровной местности. Низкие облака сливаются с туманом и где-то там, в белесой мути, оловянно светится кружок встающего солнца.
На пересечении с Фермерским шоссе Юсупов теряет дорогу, впарывается в березовую рощу, валит несколько больших деревьев и едва не сажает тягач днищем на завал.
Пока «маталыга» задом, вырыв под собой изрядную яму, выбирается оттуда, туман рассевается. Солнце находит себе дыру в облаках, наливается желтизной, блеском. Сразу становится жарко, броня высыхает.
Оставив раскуроченную рощу позади, тягач выбирается на тракт и прет в сторону Республиканской клинической больницы. Слева, в зарослях, время от времени проглядывают квадратные рамы поваленных рекламных щитов, справа тянутся какие-то ангары с просевшими крышами - видимо, раньше тут был складкой комплекс.
Ржавых машин на пути «маталыги» становится больше. Юсупов уверенно давит легковушки, грузовики и автобусы объезжает или таранит, спихивая в сторону. Грохот при этом стоит такой, что слышно, наверное, даже в центре города. По крайней мере, Ник думает именно так. Он даже представляет, как Аслан отдает приказ своим людям, и отряды «кремлевских», дергая затворы автоматов, с нескольких сторон несутся через всю Казань, чтобы отрезать тягачу все пути к отступлению, взять машину в кольцо и…
Собственно, о том, что будет дальше, Ник имеет самые смутные представления. Юсупов говорил, что броня МТ-ЛБ выдерживает автоматную пулю на средней дистанции. Значит, чтобы подбить «маталыгу», вывести из строя ходовую часть, нужно что-то посерьезнее - гранатомет, например. Наверняка гранатометы у Аслана есть. Значит, открытый бой, прямое столкновение с «кремлевскими» - верная смерть. Это, в свою очередь, означает, что решение спрятать тягач с оружием и начинать партизанскую войну - верное и правильное.
Ник несколько успокаивается, опять сплевывает накопившуюся во рту кровь, изгибается и смотрит в отсек. Эн, вжавшись в закуток между ящиками, двумя руками вцепилась в густую шерсть на загривке Камила и бормочет ему в мохнатое ухо что-то успокоительное. Пес довольно жмурится, вывалив длинный розовый язык.
Хал, завернувшись в тент, безмятежно дрыхнет в корме «маталыги», на тючках ОЗК. Позавидовав нервной системе парня, Ник высовывается наружу, и тут тягач во второй раз резко останавливается.
Кустарник закончился. Метров через тридцать начинается широкий, ровный луг, уходящий вдаль, к проспекту Победы. Далеко слева, в дымке, высятся серые многоэтажки района Горки-2. Справа, тоже не очень близко, темнеет лес, а за ним громоздятся новостройки района «Солнечный город», некогда самого молодого жилого массива Казани.
А прямо перед «маталыгой» из земли торчит наискось вкопанный в землю и подпертый жердями столб, на котором висит привязанный за ноги голый человек. Мертвый человек. Вороны выклевали ему глаза, лицо почернело и распухло, на животе зияет огромная дыра, сочащаяся чем-то темным. Из дыры время от времени вылетают какие-то птички. Грязные руки мертвеца свисают почти до земли.
К столбу прибит кусок синего пластика, на котором черной краской значится:
СТОЙ! ОПАСНАЯ ЗОНА! ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!
НАРУШЕНИЕ КАРАЕТСЯ СМЕРТЬЮ.
И вместо подписи внизу - осточертевший уже круг с буквами АК…
Глава шестая
Вначале все пугаются. Юсупов отгоняет тягач назад, в заросли, глушит двигатель. Похватав автоматы, друзья вылезают на броню, тревожно оглядываясь. Камил, выпущенный «в пампасы», бегает туда-сюда, то задирая лобастую голову вверх, то что-то вынюхивая в траве. Потом пес запрыгивает на нос «маталыги», ложится в самой непринужденной позе и принимается выкусывать блох.
- Вроде никого, - глядя на собаку, неуверенно говорит Хал. - Камил не кипишует.
- Его сначала эта… убили, а потом повесили, - с дрожью в голосе произносит Юсупов, сквозь зеленое кружево листвы разглядывая казненного.
- Меня больше интересует - кто это сделал и зачем. - Ник тоже смотрит на повешенного.
Эн, тиская автомат, вздыхает и шепчет:
- Кто - понятно, там подпись есть. Зачем - тоже понятно. Твари они потому что.
- Это предупреждение всем - дальше ехать… или ходить нельзя.
- На разведку надо идти, блин, - высказывается Хал.
- А смысл? Если там блокпост или просто засада, то нас уже засекли. Это ведро с гайками, - Ник каблуком бьет по броне, - грохочет так, что в Кремле слышно. Причем в Московском.
- Не обижай машину, - очень серьезно говорит Юсупов и украдкой гладит нагревшуюся броню. - «Коробочка» у нас молодец.
- Ты ее еще поцелуй, блин, - недобро смеется Хал.
- Надо будет - поцелую, - с вызовом отвечает инженер.
- Хватит! - хлопает ладонь по люку Эн. - Не начинайте. Поехали дальше. Наверняка они уже в училище.
Хал отворачивается. В том, что пятый аковец ушел, он винит в первую очередь себя. Винит, но при этом никогда не признает свою вину вслух.
- И то верно, - еле ворочая прикушенным языком, соглашается Ник. - Вилен, заводи. Будем делать так, как решили.
- Камил, в машину! - кричит Хал собаке, но пес даже ухом не ведет.
- Камуша, - зовет Эн. - Давай, милый. Потерпи, скоро приедем.
Пес немедленно поднимается на лапы, спрыгивает с тягача и бежит к корме, туда, где находятся десантные люки МТ-ЛБ.
- Смотри, блин, какая у них любовь, - с плохо скрываемой завистью ворчит Хал и тут же снова начинает злиться: - Один с танком целуется, другая…
Эн реагирует немедленно.
- Заткнись. Эксо-эксо, Кэнди!
- И это не танк, сколько раз тебе повторять! - поддакивает ей Юсупов, забираясь в проем водительского люка.
Хал открывает рот, чтобы ответить обоим что-то очень резкое и грубое, но инженер перебивает его, обратившись к Нику:
- Эта… за пулемет сядь, что ли. На всякий случай.
- Так он же весь в консервационной смазке, не опробованный!
- У нас эта… выбора нет.
Открыв коробку с лентой, Ник с непривычки очень долго заправляет ее в пулемет. В армии на занятиях по огневой он делал это сотни раз - подполковник Новиков был мужиком въедливым и гонял связистов в хвост и в гриву. «Солдат - это, прежде всего, оружие, - любил повторять он. - Когда дойдет до дела, оружие должно стрелять».
Наконец, справившись с непослушной лентой, Ник опускает крышку ствольной коробки и ставит ПКТ на боевой взвод.
- Готов? - спрашивает инженер.
- Давай.
Пожужжав стартером, Юсупов запускает двигатель, дает обороты и гонит тягач далеко в объезд. Продрав через кусты, он выводит машину на луг и едет вдоль леса. Ник, упершись поясницей в жесткую спинку сидения стрелка, одной рукой крутит маховик поворота башенки, рыская стволом ПКТ из стороны в сторону, а большой палец другой держит на кнопке электроспуска, готовый в любой момент начать стрельбу.