- А другие башни?
- Ту, через которую туристов водили обычно, Аслан велел законопатить. Проход камнями заложили и землей засыпали. Нижнюю башню тоже. Проезд засыпали.
- То есть теперь внутрь можно попасть только через самую большую башню, которая с часами?
- Ну да, через Спасскую. - Бабай, наконец, поворачивается и из-под косматых бровей тяжело смотрит на Ника. - А вы никак штурмовать Кремль задумали, да?
Хал вскакивает, проходится по чердаку, всем своим видом давая понять, что ему не нравится этот разговор. Гневно посверкивая глазами, он говорит, постепенно повышая голос:
- Да вы там совсем, блин… Прижились! Этот ментяра вас зашугал, что ли? Зачмарил, блин? Он завтра скажет - землю жрите, и что, блин, будете жрать?
- Сопляк! - вдруг рявкает Бабай. - Что ты понимаешь, а? Там женщины, дети… Это же последние люди, нету других! Да я, чтобы жизнь каждому сохранить, не то, что землю - навоз буду жрать, понял? На брюхе буду ползать… Аслан порядок установил. Свой, конечно, говняный, но порядок! Народ работает, пайку получает. Все общины в городе объединились. Почти все… Одиночки к нам идут, из-за города народ начинает подтягиваться. Потому что понимают люди - без порядка нельзя. Если каждый сам за себя будет, чем все закончится? Перебьем, передавим друг дружку… нам надо вместе. И верить. И работать. Все будет хорошо.
Последние слова Бабай бормочет совсем тихо и с такой тоскливой интонацией, что Эн тоже не выдерживает. Совсем как Хал, она вскакивает и кричит:
- Вы сами-то верите в то, что говорите? Какой порядок? Какое «все вместе»? Это же средневековье просто! Сеньор и его вассалы сидят в замке, а вокруг пеоны, ну, крестьяне, трудятся и выполняют все их приказы. Почему?
- Потому что у сеньора и вассалов есть автоматы, - негромко подсказывает ей ответ Ник. - Ты права, действительно средневековье. Только раньше были мечи и кольчуги, а теперь бронежилеты, АК и РПК[31].
- Нет у них бронежилетов, - качает лысой головой Бабай. - Но народу много, больше двухсот пятидесяти человек. И все с автоматами, верно. Плюс в Кремле постоянно бригады работают - землекопы, строители… Если что, Аслан их в бой первыми погонит. Ну, и женщины. Они там устроили что-то типа публичного дома, да. Дозоры на стенах, на башнях. Пост в тех воротах, что на Казанку
смотрят…
- А они что, не засыпаны? - удивляется Ник.
- Нет, зачем? Там же вместо реки теперь сплошное болото, прямо до стен - ни пройти, ни проехать.
- Вы про генератор говорили - ну, что свет будет, прожектора и прочее. Когда его запустят?
- Через пару недель Садыков обещал.
- Садыков - это кто? - интересуется Хал. - Не Закир? Не с Адельки?
- Нет, его вроде Наилем зовут. Он не наш, не из Цирка. Механик, наладчик… по железной части, короче. Хороший специалист, толковый.
Ник вытаскивает из половицы воткнутый туда Бабаем штык-нож, тщательно вытирает его и убирает в ножны. Мысли в его голове путаются. Положение партизан аховое, если не сказать - вообще проигрышное. Аслан хорошо укрепился в Кремле, а главное - сумел создать систему власти, несправедливую, как и любая подобная система, но к которой люди уже начали привыкать.
- Стабильность, - говорит Ник, прислушиваясь к звукам собственного голоса. Помолчав, он повторяет еще раз: - Ста-биль-ность… Человек способен привыкнуть ко всему. Говорят, в концлагерях люди умудрялись выпускать газеты, играть свадьбы, рожать детей, ставить спектакли.
- А ты как думал? - сверкает глазами из-под бровей Бабай. - Появишься весь такой краснознаменный, с оружием, с огнем большевистским в груди: «Я пришел, чтобы дать вам волю!», и тебя народ на руки поднимет? Да он тебя до ближайшего столба как раз и дотащит. А там вздернут тебя еще выше - и бетте.
- И что, все вот так думают, все так считают? - Ник набычивается и смотрит на Бабая исподлобья.
- Нет, конечно. Вместо Семена у нас новый старший над рыбаками - Заварзин Николай. Бедовый мужик, тертый, да. Похоже, у них там, в артели, подполье какое-то создается. И главный врач наш, Цапко, тоже вроде как с ними.
- А что Аслан, не знает?
- Нет, - качает головой Бабай. - Но узнает, конечно. Боюсь, тогда одними порками не отделаемся.
- Порками? - не понимает Ник.
- У нас теперь по новым законам в тюрьму не сажают и не штрафуют. У нас теперь порют. Ну, секут. Детей и женщин ивовыми прутьями, мужиков - стальной проволокой. Не поклонился аковцу - пять ударов. Не выполнил дневную норму - пятнадцать. Отказался от работы - двадцать пять в первый раз, потом вплоть до сотни. И так далее…
Вновь вытерев лысину, Бабай тихо добавляет:
- Сотню никто не выдержал еще…
Видимо, внутренняя борьба в душе новоявленного городского головы вновь входит в острую фазу. Ник понимает, что надо ковать железо, пока оно горячо и решительно трогает Бабая за плечо.
- Вы можете вывести Юсупова из Цирка и направить к нам?
В воспаленных, покрытых сеточкой полопавшихся сосудиков глазах Бабая мелькает на мгновение злость, но тут же уступает место обреченной усталости.
- Завтра. Завтра его вместе с другими отправят рыть рвы, в которые будут загонять коров. Это за Победилово, в Отарах, возле старых очистных. Там у нас… Великая Стройка, мать ее… С полдороги я его отцеплю от бригады и отправлю, вроде как с посланием. Но раньше обеда не ждите, понятно?
- Второй вопрос: где можно будет найти рыбаков?
- Где-где… на реке. Откуда я знаю, в каких местах они ловят? - неожиданно психует Бабай. Похоже, упоминание Ником рыбаков вконец расстраивает его. - Выходят затемно, работают в две смены. Вместе с нашими, из Цирка, на промысел ходят бригады из других общин. Пойманную рыбу обрабатывают - чистят, солят, коптят, вялят - на старом стадионе. Это недалеко от Цирка, но там всегда аковцы дежурят, туда вообще не суйтесь.
- А на реку с рыбаками они ходят? Ну, вроде как охрана там или конвой? - продолжает задавать вопросы Ник.
- Нет, а зачем? - усмехается Бабай. - Народ в рыбацкие бригады подбирается так, чтобы в общинах у всех жены, дети, близкие родственники были. Они навроде заложников, понял? Если кто сбежит, за него родню накажут - каждый день пороть будут до полусмерти.
Хал матерится. Эн тоже цедит что-то очень нелицеприятное в адрес бывшего майора Асланова.
- И последний вопрос, - говорит Ник. - Вы сами - за нас? Тут много слов было сказано про власть, про стабильность…
- Про стабильность - это ты говорил, парень. - Бабай поднимается. - А последний твой вопрос - глупый, ты уж извини за прямоту. Если б я был против вас, едрит-трахеит, вы бы уже перед ясными очами Аслана стояли, голые, связанные и на коленях. Всё, пора мне. Ждите завтра вашего очкарика, а после уходите отсюда. Аслан большую зачистку замышлял, чтобы центр города полностью контролировать. Когда начнут, не знаю, но могут в любой день. Всё, счастливо вам!
Он спускается с чердака, но его тяжелые шаги еще долго звучат внизу.
- Я чё-то не понял, - говорит Хал, в упор глядя на Ника. - Завтра Очки придет, а потом чё делать, блин?
- Действительно, - поддерживает его Эн. - Если там такая организация, столько народу - как мы будем с ними бороться? Они нас просто числом задавят. Окружат где-нибудь - и эксо-эксо, Кэнди!
Ник по очереди оглядев друзей, переводит взгляд на беспечно дрыхнувшего у чердачного окна Камила и тихим голосом произносит:
- План у нас будет такой…
Хал
Я вроде никогда перед махачем не очковал. А сейчас прямо чувствую, блин, как внутри все жмет. Ник, конечно, классно все придумал, но это же война будет, настоящая, как в кино. Когда с пацанами двор на двор машешься, там такого нет. Ну, договорились, встретились, смахнулись, блин - кому челюсть сломали, кому башку разбили, потом менты на лыжах, трёш-мёш, аля-улю - и всё.
А тут убивать ведь будут. По настоящему, наглушняк. Интересно, а что будет, если убьют? Вот я сейчас живой - дышу, вижу, думаю, блин. И фигак! - ничего не станет. Просто темнота. Или как будто уснул? Или действительно вся эта шняга - светлый коридор, голоса там разные - всё это существует? Рай, ад… Тогда еще ладно, тогда не так страшно. Я-то в рай вряд ли попаду, не за что. А вот ад - там как, блин? В кино всякие ужастики показывают - огонь, котлы, черти разные, демоны. Но вырваться можно, если очень постараться. По любому движуха какая-то есть, значит, прорвемся. Главное, чтобы не темнота. Чтобы что-то было.