Задрав ствол пулемета, Ник дает длинную, почти до конца ленты, очередь, и на этот раз попадает очень удачно - сразу пять или шесть человек, засевших на крытой галерее стены, падают, выронив оружие, а остальные бегут прочь от башни, стремясь уйти из зоны обстрела.
Ворота, через которые тягач должен пробиться, чтобы смять заграждения на площади с внешней стороны, приближаются. Стрелять становится практически не в кого - все аковцы теперь находятся позади тягача. Ник начинает быстро перезаряжать пулемет - в первой ленте осталось всего четыре патрона.
Мощный удар подбрасывает машину, двигатель хрипит, словно живое существо.
- Что это?
- Граната под днище залетела, - отвечает Юсупов. - Мощная! Если эта… под гусеницу попадет, то все…
Второй взрыв, прозвучавший где-то сзади, уже не так опасен. Ник торопливо захлопывает горячую ствольную коробку и взводит затвор. Он успевает подумать, что если тягач сейчас остановится, это будет равносильно провалу всей операции. И с почти стопроцентной вероятностью - их с Виленом гибель.
Еще взрыв! Еще!
- Жми-и-и! - не помня себя, надрывается Ник.
Рядом с тягачом мелькает покосившийся столб с декоративными фонарями, стилизованными под пушкинскую эпоху, что-то сильно ударяет в люк десантного отсека. На несколько секунд Ник теряет выдержку - ему кажется, что он навечно заперт в этом грохочущем, душном стальном гробу. Врезавшись плечом в стойку, он орет от боли, но эта боль оказывается спасительной - приступ клаустрофобии проходит.
До ворот остаются считанные метры. Выжав из двигателя «маталыги» все, что только можно, Юсупов вгоняет тягач в арку. О листы лобовой брони щелкают пули - те аквоцы, кто удерживают траншеи с внешней стороны башни, слишком поздно понимают, что случилось у них в тылу. Ник припадает к прицелу, несколько раз чувствительно бьется лбом о резиновый предохранительный валик, но не обращает на это никакого внимания.
ПКТ, плюясь гильзами, лупит по защитникам траншеи практически в упор, пули прошивают человеческие тела насквозь и уходят глубоко в землю. Тягач, переваливаясь на ухабах, рвется вперед, под гусеницами что-то трещит, лопается, вокруг грохочут выстрелы. Ник вспоминает фразу из старого советского фильма «На войне как на войне»: «Поддержите нас огнем и гусеницами». Вот сейчас они с Юсуповым именно это и делают - поддерживают отряды, штурмующие Кремль, огнем и гусеницами. Причем гусеницы делают гораздо больше пулемета в башенке - они давят уцелевших аковцев, ломают заграждения, рвут колючку, пробивая людям Заварзина и Бабая дорогу в крепость.
Если внутри Кремля горели костры и было хоть что-то видно, то снаружи царит ночная темень. Ник совсем теряется, пытаясь хоть что-то разглядеть через прицел и триплексы. Стреляет практически наугад.
- Них шизен! - говорит Юсупов, когда они выкатываются далеко за ворота. - Наших эта… заденешь.
- Где тут наши, где тут вообще кто? - Ник с досадой бьет ладонью по колену. - Как у негра в жо…
- Держись! - кричит инженер.
«Маталыга» почему-то взлетает вверх, словно бы зависает в воздухе - двигатель переходит на турбинный вой, - и грузно обрушивается на землю, загрохотав всеми своими стальными внутренностями. Ник, вцепившись в поручни, догадывается, что тягач преодолел ров, выкопанный вокруг прибашенных укреплений.
- Ра-а-азворот… - увлеченно комментирует свои действия Юсупов, дергая рычаги. - А теперь еще раз-з-з…
Тягач, перемалывая гусеницами землю, куски асфальта, остатки заграждений, разворачивается носом к воротам, проезжает несколько метров и останавливается. Двигатель работает на холостом ходу, и становится почти тихо.
Ник прислушивается к тому, что происходит снаружи, за броней.
- Почему никто не стреляет?
Словно в ответ на его вопрос, со стены звучит одинокая очередь - несколько пуль цокают по башне и с визгом рикошетят в стороны.
- Эта… сейчас бутылки полетят! - предупреждает Юсупов. - Просто подождать надо.
Позавидовав твердой уверенности инженера в том, что все идет как надо - самому ему кажется, что весь их план захвата Кремля давно провалился - Ник приникает к прицелу.
Первая брошенная из темноты бутылка разбивается об угол башни и голубоватый огненный шар освещает площадку перед воротами. Ник успевает ужаснуться увиденному - перепаханные гусеницами траншеи, загогулины колючей проволоки, похожие на ветки невозможного стального терновника, обломки жердей, бревен - и трупы, множество трупов в окровавленном камуфляже, вмятые в глинистую землю.
Опять наваливается темнота, но следом за первой бутылкой летят новые - одна, две, три, пять. Вместо зажигательной смеси Бабай придумал использовать растворитель, который прекрасно прошел тридцатилетнюю проверку временем и которого в строительных магазинах и на складах было полным-полно. Бесцветная резко пахнущая жидкость отлично воспламеняется, но, в отличие от керосина, бензина и прочих нефтепродуктов, не дает яркого, долгого огня, быстро выгорая в ноль.
Тем не менее этот импровизированный «коктейль Молотова» делает свое дело - растворитель поджигает прилепившиеся к стене кусты, деревья и ночная мгла отступает. Ник поворачивает башенку и видит множество людей, бегущих к воротам со стороны темных
домов.
Охваченный каким-то невыразимым восторгом, он откидывает люк, высовывается и кричит:
- Хал! Живой?
- Живой, блин! - орет из темноты татарин. - Все ништяк, блин! Без булдырабыз[34]!
- Пропустите людей и давайте за нами, - перебивает его Заварзин. - Будете прикрывать. Как с патронами?
- Нормально, - отвечает Ник в темноту.
Со стены снова стреляют, на этот раз одиночным. Видимо, засевший там неизвестный аковец воображает себя великим снайпером - пуля высекает искру в нескольких сантиметрах от локтя Ника.
- Лезь внутрь! - рычит совсем близко от тягача Бабай, и тотчас же несколько автоматов начинают грохотать со всех сторон, поливая огнем бойницы на стене.
Ник проваливается в люк, захлопывает его за собой и, ощущая в душе странную веселую злость, поворачивается к Юсупову.
- Чуть-чуть не попал, сука! Представляешь?
- А ты эта… зачем полез-то? - флегматично спрашивает инженер и поясняет: - Нормально же все. Сейчас поедем.
Бойцы из отрядов Заварзина и Бабая постепенно втягиваются в ворота. Разбитые на десятки, люди разбегаются в стороны, обшаривая территорию. Внутри Кремля немедленно вспыхивают короткие перестрелки, кто-то дико кричит, дважды гулко бухают гранатные взрывы.
- Давай, давай, Вилен, поехали! Там же наших убивают! - торопит Ник Юсупова.
Наконец тягач дергается и ползет к воротам, возле которых остается на карауле последняя десятка штурмующих.
Хал
Колян Заварзин - четкий мужик. Автор. В смысле - в авторитете. Если говорит - то реально так, по делу, без байды всякой. Я с ним когда общаюсь, тоже стараюсь пургу не мести, типа я серьезный пацан, не фуфлогон какой-нибудь.
Мы когда к штурму готовились, он меня в первую десятку поставил. Я ему кричу - ни фига ты начальник, блин! Мы с Ником и Очками всю эту движуху замутили, а ты меня простым бойцом ставишь. Не по честнаку, понял? Поставь хотя бы десятником.
А он посмотрел на меня и в таком роде сказал, что справедливость - это круче честности. И вообще, главное в жизни - чтобы все было по справедливости. А когда салага без опыта командует взрослыми мужиками, у которых семьи, то никакой справедливости тут нет. Короче, развел он меня, блин - высший класс. Умеет. И я не в обиде, потому что понимаю, что так-то, чисто по жизни, он прав со всех сторон.
В общем, дождались мы ночи и пошли. Впереди разведка идет, семь человек. Квартал пройдут и знак подают - всё чисто, можно двигаться. Тогда мы перебежками, перебежками - и опять затихаримся. Так до Профсоюзной и добрались. Кругом темнота такая, что ног не видно. Один раз совсем близко, по Баумана, патруль прошел. Три человека, идут, анеки травят, ржут. А нас тут сидит такая бригада, что за минуту не оббежишь - и все стремаются, блин, потому что если кипиш начнется, то всё, капец всему.