- Может, галлюцинация? - неуверенно предполагает Цапко.
Дойдя до купола, Бабай останавливается. Он лишь чуть-чуть, на какие-нибудь пару метров, ниже выпирающей из земли полусферы. Медленно, словно преодолевая вязкое сопротивление, Бабай оборачивается, но смотрит не на людей, а куда-то вдаль. Потом он поднимает вилы и вертикально вонзает их в землю с таким расчетом, чтобы два зубца оказались внутри купола…
- Осторожнее, ради Бога, осторожнее! - кричит Цапко, размахивая руками. - Не впихивай, ну что ты делаешь!
- А как я ее тебе сюда поставлю, блин! - оправдывается Хал, застывая с белой картонной коробкой у десантного люка тягача. - Тут места не осталось уже.
- Значит, ставь сверху, - командует Цапко.
- Сверху тоже не влезет, все, под самый потолок забито.
- Тогда… - Цапко в отчаянии ломает тонкие пальцы, лицо его страдальчески искажается. Он бежит вокруг «маталыги», заглядывает в передний люк и радостно объявляет: - Тут еще есть место! Давай, давай!
- Может, наверху привяжем? - предлагает Ник.
- Обязательно, обязательно, - радостно кивает фельдшер. - Физраствор и инъекторы - это наверх.
- Вот это всё? - изумляется Ник, кивая на пирамиду коробок и ящиков. - Мы же хотели второй раз приехать.
- Мало ли что случится, - опасливо говорит Цапко и рубит воздух ладонью: - Берем всё по максимуму.
После того, как на нулевом этаже главного здания РКБ они нашли хранилища с медикаментами, Цапко словно подменили. Куда только девалось его нервная неуверенность, усталость… В фельдшера точно вселился другой человек, энергичный, бодрый и стопроцентно уверенный в себе.
Весь остаток дня они таскали к тягачу лекарства, вакцины, упаковки одноразовых шприцов и ящики, в которых булькали бутыли с физраствором.
- Стрептомицина еще шесть коробок! - орал Цапко в распахнутые двойные двери, откуда веяло холодом. - И тетрациклина.
- А бицилин брать?
- Обязательно! Против воспалительных процессов в мочеполовых органах!
Конечно, львиную долю всех медикаментов составляли противочумная вакцина и антибиотики, которыми лечат древнюю болезнь - стрептомицин, хлорамфеникол, тетрациклин. Но помимо них Цапко набрал кучу всевозможных медикаментов, а когда Ник попытался урезонить аппетиты фельдшера, отбрил его с чисто докторской безаппеляционностью:
- У меня больных полный город! Всё берем, всё!
Проходит несколько часов. Наконец Цапко понимает, что больше на МТ-ЛБ погрузить нельзя. По пояс голый Хал притаскивает из хранилища последнюю коробку с детскими витаминами. Фельдшер штык-ножом вскрывает ее и высыпает весело дребезжащие баночки с яркими этикетками прямо в командирский люк.
- И под ноги, под ноги смотрите! - наставляет он Ника и остальных. - Не дай Бог подавите.
Ник свешивается в люк, усмехается. Тягач забит лекарствами под завязку. На сидении стрелка лежат плоские коробки с желтыми наклейками.
- Если что случится, как я огонь вести буду? - спрашивает он у Цапко.
- На коленочки положишь, - ничуть не смущаясь, говорит фельдшер. - Всё, поехали, поехали!
- Сейчас. - Ник спрыгивает с тягача, идет к главному зданию.
Юсупов, Эн и Хал устремляются следом. Цапко недоуменно смотрит им вслед, потом до него доходит - он срывается с места и бежит, громко топая сапогами.
Все пятеро подходят к черному кругу копоти на асфальте. Из центра его торчат вилы, тоже черные, обугленные. Рукоятка сгорела. Это все, что осталось от Бабая.
- Может, он еще живой? - спрашивает Хал. - Мы же думали, блин, что он погиб, а он вона как… Ходит где-нибудь там…
- Нет, - твердо говорит Ник. - Не ходит. Он умер. Совсем. Умер, чтобы мы были живыми и спасли остальных.
- Откуда ты знаешь? - Эн смотрит на Ника, и он понимает, что девушка очень недовольна его словами.
- Знаю. Объяснить вот не могу.
- Здесь эта… тоже произошло что-то вроде разрядки двух полей, - пытается объяснить Юсупов. - И было искажение оптической…
- Не надо, Вилен, - останавливает его Ник. - Не нашего это ума дела. Но когда-нибудь мы обязательно разберемся, кто, зачем и каким образом это сделал и как нам все это прекратить. А сейчас давайте выдвигаться, нам надо до темноты попасть в Цирк.
Все, кроме Юсупова, сидят на броне - и потому, что внутри тягача нет места, и для того, чтобы удерживать разъезжающиеся по наклонным плитам коробки с медикаментами. Пятый слой, четвертый, третий - червоточина смирилась, она больше не строит козней, не пытается убить проникших в нее людей. Бабай словно бы разрядил какой-то невидимый и неведомый конденсатор, и пока энергия не накопится вновь, червоточина будет относительно безопасной. Относительно, потому что каменные ежи в живых стенах домов никуда не делись, провода все так же танцуют свою беззвучную самбу, и бледно-желтое лицо в окне больничного корпуса все смотрит и смотрит на машины «Скорой помощи» внизу.
Филатова Ник замечает у границы второго слоя. Силуэт в длинном плаще причудливо искажается, и кажется, что он пляшет какой-то народный танец, размахивая руками и приседая. Тягач пробивает полупрозрачную стену и останавливается.
- Что-то случилось? - спрашивает Ник.
Филатов опускает руки.
- Всё, конец! - скрипит он. - Они идут сюда. Они… крестный ход… сюда!
- Кто? Какой еще крестный ход? - наперебой спрашивают все.
Подойдя к тягачу, Филатов опирается на гусеницу.
- Монах собрал всех. И людей из Цирка, и из других общин. Он сказал им, что здесь, в червоточине, находятся райские врата. И что все, кто хочет спастись, должны идти крестным ходом и просить апостола Петра пропустить их.
- Какого еще Петра? - Ник спрыгивает на землю. - Они что там, с ума сошли?
- Хуже. И они несут с собой больных. И умерших.
- Что? - страшно кричит Цапко. - Идиоты! Это же стопроцентная вероятность заражения…
- Зачем? - не понимает Ник.
- Чтобы исцелить и оживить.
- Бред!
Хал растерянно моргает, потом говорит:
- Бред - это там, где мы были, блин.
- Далеко они? - спрашивает Ник.
Филатов тяжело дышит, у него дергается небритая щека.
- Танковое училище прошли, - скрипит он. - Через полчаса самое малое будут здесь.
- Идиоты, какие идиоты, - сокрушается Цапко, по-бабьи всплескивая руками.
Он бродит вокруг тягача, нелепый, рассерженный и потерянный одновременно.
- Что же теперь будет? - громко спрашивает Эн.
- Ничего не будет, - резко поворачивается Цапко. - Понимаешь, девочка? Ничего… Тотальное заражение. Они там…. - фельдшер машет рукой в сторону города, - уже все покойники. Если не соблюдать карантинный режим, смертность при чуме достигает девяноста процентов.
- И их никак нельзя вылечить? - напряженным голосом интересуется Ник.
- Если мы провакцинируем всех, изолируем больных и начнем их немедленное лечение, можно будет взять ситуацию под контроль. Но надо…
- Я знаю, что надо делать, - говорит Ник и забирается на тягач.
Он встает там во весь свой немаленький рост, достает монокуляр и надолго застывает, разглядывая заросшую дорогу, ведущую в
город.
- Ну, и чё ты придумал? - Хал дергает Ника за штанину.
- Увидишь, - коротко бросает Ник, не отрываясь от монокуляра.
Глава седьмая
Хал
Оно, конечно, стремно - когда вот так. Все на измене сидят, да мне и самому очково, блин. Я про чуму вообще ничего не знал раньше. Думал, это просто слово такое прикольное - чу-ма. Ну, когда там пацан телке страшной говорит: «Вот ты чума, блин», или наоборот, когда кипиш идет и кто-нибудь потом рассказывает: «Там такая чума началась». Еще другие слова есть - «чумаход», «чумагон», «чуматары», «чучмек». Хотя «чучмек» - это уже другое что-то. Короче, я не думал, что это болезнь, от которой умирают все. А оказалось - это просто капец какая зараза. Так-то я про болезни серьезные знаю немного: СПИД там, гепатит Б или триппер. Еще есть энцефалит, это когда клещ укусит, и мышиная лихорадка, у нас мужик со двора чуть однажды кони не двинул от нее.