Общины честно поделили сферы интересов, организовали что-то вроде меновой торговли: вы нам - крючки и лески, мы вам - саморезы и отвертки.
Самую большую ценность - сохранившуюся одежду и обувь - поделили по-братски, исходя из количества людей в каждой общине. Резиновые сапоги и зимние ботинки крепкий хозяйственник Бабай объявил неприкосновенным запасом, а для повседневной носки выдавал общинникам «условно годные» вещи: более-менее крепкие спортивные костюмы, куртки, штаны, кеды, кроссовки. Ник, Эн и Хал благодаря стараниям Бабая щеголяли в фирменных «адидасах», но, судя по всему, жить их спортивным костюмам осталось недолго.
В плане продуктов большие надежды все возлагали на огромный супермаркет «Бахетле», располагавшийся на первом этаже ЦУМа. Там надеялись отыскать еду, много еды. Понятное дело, речь шла только о консервах. Все остальное - крупы, муку, макароны, печенье, колбасы, сыры, мясо, молоко и молочные продукты - уничтожили грызуны, насекомые и безжалостное время.
Но надеждам не суждено было сбыться. Большинство металлических банок с мясом и рыбой вздулись, в стеклянной таре вместо компотов и солений колыхалась мутная жижа. Проверку временем прошли только изготовленные еще по советским ГОСТам в Белоруссии тушенка и сгущенка. Причем сгущенка превратилась в некое подобие сладкого плавленого сыра, а от тушенки у добровольцев, в числе которых оказался Хал, крутило животы. И тем не менее это была еда, хотя запасы ее в «Бахетле» оказались ограниченными.
Призрак голода встал над общиной во весь рост, и Бабай вторые сутки ломал голову над тем, где добыть продовольствия. Переговоры с «рыночными» и общинами, обосновавшимися в Речном порту и на железнодорожном вокзале, ни к чему не привели - у соседей была такая же плачевная ситуация. «Портовики», правда, подсказали Бабаю хорошую идею насчет рыбной ловли, и он наряду с поисковыми отрядами отправил бригаду из десяти человек на Волгу, но не ждал от этой затеи большого успеха.
Дело в том, что с рекой, некогда раскинувшейся на несколько километров, произошла странная метаморфоза - Волга сузилась, отступила от города, ушла под далекий правый берег, а все ее бывшее русло заросло ивами, камышами, осокой, превратившись в сырую болотину, над которой роились мириады комаров и мошек…
Обо всем этом Ник успевает подумать в оставшиеся минуты отдыха. Часов ни у него, ни у других общинников нет, и отведенную на «перекур» пятиминутку он засекает на глаз. Когда время, по мнению Ника, заканчивается, он с трудом поднимается на ноги.
- Ну, всё, пошли.
- Еще немножечко! - просит Эн, не открывая глаз.
- Надо идти. Может, удастся хоть по магазинам пошарить на обратном пути. - Ник нагибается, подает девушке руку. - Вставай!
- Эх, блин! - с горечью произносит Хал. - Зуб даю - ни фига мы там не найдем…
Человеческое тело они замечают в самый последний момент, едва не наступив на него. Мужчина в зеленой строительной робе лежит возле покосившегося скелета автобусной остановки. На спине зияют две жуткие раны, земля вокруг буквально пропитана кровью. Отблески закатного солнца играют в темной лужице.
- Блин, башки-то нет! - хрипло вскрикивает Хал, к которому возвращается голос. - Ё-ё, вон она! Кышь! Пошла!
Серая ворона, недовольно каркнув, тяжело взлетает и исчезает за деревьями. Ник подходит к отрубленной человеческой голове, сглатывает комок в горле.
- Ой, мамочки! - всхлипывает Эн, зажимает ладонью рот и тут же отворачивается. - Я не буду смотреть! Я не буду смотреть! Я не бу-ду смо-треть!
Взяв девушку за узкое запястье, Ник ведет ее за собой, по широкой дуге обходя останки того, кто совсем недавно был живым человеком. Хал задерживается. Заинтересованно присев на корточки возле трупа, он внимательно оглядывает его, трогает, макает пальцы в кровавую лужу, осматривает голову с выклеванными глазами и лишь затем устремляется следом за остальными.
- Кровь уже свернулась, блин, - сообщает он друзьям, догнав их возле магазина с обрушившейся крышей. - В спину били. Два раза, блин. Чем-то тяжелым и острым. Потом башку отрубили. Губ нет, языка нет…
- Хватит! - истерично вскрикивает Эн. - Замолчи!
- А чё? - ухмыляется Хал. - Как было, блин, так и говорю.
- Ты что, эксперт? Патологоанатом? - недовольно прищуривается Ник.
- Какой еще эксперт… - Хал мрачнеет. - У нас пацана со двора убили в прошлом году. Махач был, блин. Семь ножевых. Ну, потом менты, блин, скорая, труповозка. Я рядом стоял, нас допрашивали - чё почём хоккей с мячом, блин. Ну, наслушался, как они описания на диктофон делают…
Обогнув серую многоэтажку, друзья выходят на перекресток, густо заросший молодыми рябинами. Под ногами скрипит смешанное с землей битое стекло - от ларька на углу остался один ржавый остов, внутри темнеют неопрятные кучи покоричневевшей бумаги. Светофор поодаль венчает лохматое воронье гнездо.
- Тихо! - Ник вскидывает руку. - Слышите?
- Чё там, чё? - Неугомонный Хал выскакивает вперед, застывает возле косо стоящего на дороге «Камаза». - Орет кто-то?
- Или поет… - неуверенно говорит Ник.
- Пойдемте обратно, - с жалобной ноткой в голосе просит Эн.
После страшной находки у автобусной остановки девушка сильно напугана.
- Погоди. - Хал вертит головой, как охотничья собака. - Надо же узнать, блин!
- Точно - поет. Слышите? - Ник машет рукой влево. - Там вроде.
Ветер на мгновение стихает, и в наступившей тишине становится ясно слышен плывущий над мертвым городом далекий голос:
- …беззаконие моё я знаю, и грех мой всегда предо мно-о-ою. Тебе, Единому, я согрешил и злое пред Тобою сотворил, - да будешь оправдан в словах Твоих и победишь, если вступят с Тобою в
су-у-уд[8]…
- Как в церкви, - шепчет Эн и тут же начинает торопить своих спутников: - Пошли, пошли!
- С ума, наверное, кто-то сошел, - предполагает Ник.
- Да давайте сходим, глянем, чё там за движуха, блин? - азартно пританцовывая на месте, предлагает Хал. - А чё?
- Если на помощь не зовет, значит - нам там делать нечего, - веско режет Ник. - Пошли в Цирк, темнеет уже, а тут еще топать и топать. Хватит с нас на сегодня…
- Вон, Дом Кекина, видите? - Хал указывает на большое здание, выстроенное на углу улиц Горького и Галактионовской. - Там, блин, магазин был продуктовый. Айда, поглядим, может, чё осталось.
Ник недовольно кривит губы - больно уж место ходовое, наверняка люди уже побывали здесь, причем не раз.
- Какой красивый дом, - говорит Эн, разглядывая башенки
и стрельчатые готические окна. - Был…
Некогда серое, теперь здание стало почти черным. Мрачный, загадочный дом возвышается над соседними постройками. Он и вправду похож не на жилой доходный дом, выстроенный на средства купца Кекина в начале двадцатого века, а на старинный замок, полный леденящих кровь тайн прошлого. Стекла в окнах полопались, осыпались, и кажется, что дом ослеп. Он похож на многоглазый каменный череп.
Двери в магазин приоткрыты. Внутри колышется густой мрак.
- Огонь надо, - деловито говорит Хал, вытащив из-за пазухи несколько свернутых бумажных листков. - Спички бар[9]?
- На. - Ник протягивает ему большой желтый коробок с надписью «Охотничьи».
Эти спички Бабай нашел в туристическом отделе ЦУМа. Их было много, несколько ящиков. Головку каждой спичинки покрывала защитная нитроцеллюлозная пленка, а сама спичка была пропитана нафталином - для защиты от влаги и горения даже на сильном ветру. Свою находку Бабай берег как зеницу ока, выдавая тем общинникам, которые выходили в город, всего по пять спичек.
- Только по мере необходимости! - говорил он при этом. - Жесткая экономия! Понятно?
Сейчас как раз и наступает эта самая необходимость. Хал входит в двери, чиркает спичкой о коробок - валит едкий сизый дым - и поджигает свернутую в жгут бумагу.
Мятущееся пламя выхватывает из темноты кучи мусора, битое стекло на полу, угол барной стойки, свисающие сверху провода.