В 15.00 генерал Штайнер попросил оберфюрера Шольца представить ему план дальнейшего наступления. Штурмбаннфюрер Энгельхардт, постоянный сопровождающий командира от полка «Нордланд» и бывший датский офицер генерального штаба, представил командованию дивизии два плана, которые он разработал, согласовав их с фон Шольцем. Один из них предусматривал наступление на Малгобек на участке 3-го батальона полка «Нордланд», другой — по южной гряде высот на Кескем. Ни тот, ни другой план не предусматривали наступления по долине. Но командир 53-го армейского корпуса был другого мнения. Он хотел непременно совершить прорыв в долине, тех же взглядов придерживались и в штабе армии, где надеялись, кроме того, согласовать это наступление с наступлением 3-го танкового корпуса на Эльхотово. Фриц фон Шольц, полк которого предполагалось направить для наступления в долине, пришел к мысли, что сам возглавит атаку полка, чтобы погибнуть, так как, по его мнению, эта атака станет для полка последней. Он считал, что условием для дальнейшего наступления на Сагопшин будет исключение фланкирующего огня противника с высот по обе стороны долины. Такого же мнения был и командир танкового батальона. Но корпус настаивал на своем приказе. В случае необходимости «Нордланд» должен был атаковать ночью.
Двадцать седьмого сентября удалось лишь немного продвинуться вперед. Из Сагопшина и Малгобека по наступавшим немецким частям русские вели непрерывный сильнейший артиллерийский огонь. Вечером на поле боя с Западного Кавказа прибыл 1-й батальон полка «Вестланд» и стал продвигаться за танковым батальоном. При этом он попал под сильный артиллерийский огонь и сразу понес большие потери. С прибытием полка «Вестланд» приказ на наступление для полка «Нордланд» был изменен. Полк должен был наступать в своей прежней полосе. 70-й гренадерский полк изготовился для наступления на Малгобек.
Двадцать восьмого сентября наступление на Сагопшин должно было продолжиться. Штурмбаннфюрер Мюленкамп, танковый батальон которого 27 сентября был остановлен огнем тяжелой артиллерии противника, потребовал от командира дивизии в качестве предпосылки для дальнейшего наступления подавления фланкирующего огня орудий противника с высот по обе стороны долины. Командир 5-го артиллерийского полка СС Гилле посчитан, что сможет это сделать выдвинутыми вперед батареями своего полка. Была подтянута зенитная артиллерия, так как уже в первый день наступления последовали сильные налеты авиации противника на исходные районы и гарнизоны в населенных пунктах. Днем истребители и бомбардировщики противника оказывали поддержку сухопутным войскам. Впервые советская авиация сбросила фосфорные бомбы. Превосходство советской авиации в воздухе было подавляющим. Открытая гористая местность, поросшая редкой степной травой и кукурузой, не давала от нее укрытия. А 3-я группа 52-й истребительной эскадры, имевшая в своем составе чаще всего до четырех исправных истребителей, была не в состоянии контролировать все воздушное пространство над Тереком.
Ночь на 28 сентября боевая группа «Викинг» провела на большом кукурузном поле. Танки и орудия на самоходных лафетах заняли круговую оборону. По ним вела огонь русская артиллерия. Подошедший полк «Вестланд» понес первые потери.
План наступления предусматривал: 1-я рота танкового батальона «Викинг» с главными силами полка «Вестланд» с фронта атакует Сагопшин. 2-я рота танкового батальона «Викинг» обходит Сагопшин с севера и выходит на дорогу Сагопшин — Нижние Ачалуки, перекрывает ее и, в зависимости от обстановки, атакует Сагопшин с тыла.
Решение о времени начала наступления принимает командир танкового батальона «Викинг», чтобы можно было, используя утренний туман, исключить превосходство Т-34 по дальности стрельбы, так как немецкие танки III и IV типов в этом отношении были слишком уязвимы.
Двадцать восьмого сентября ни свет ни заря пошли в атаку. Под прикрытием тумана танковое наступление активно развивалось. Впереди двигалась 1 -я рота танкового батальона, сразу за ней — головная рота полка «Вестланд» под командованием гауптштурмфюрера Харри Виллера, 1-й батальон «Вестланда» справа, 2-й батальон «Вестланда» — слева. На рассвете преодолели первые позиции перед Сагопшином и противотанковый ров. «Вестланд» не отставал. Танки Мюленкампа шли дальше на восток, чтобы штурмовать Сагопшин с фронта и обойти его 2-й танковой ротой.
Во фронтальной атаке Сагопшина 1-й и 2-й батальоны «Вестланда» были остановлены и залегли. Командир головной роты гауптштурмфюрер Виллер погиб. Затем туман рассеялся. Убийственный огонь ударил со всех сторон по танковой боевой группе и полку «Вестланд». Теперь штурмбаннфюрер Мюленкамп выяснил, что главные силы его танкового батальона находятся в системе русских оборонительных позиций между Малгобеком I и Сагопшином. Вторая танковая рота оберштурмбаннфюрера Флюгеля пробилась в обход слева. С высот от Малгобека вела огонь тяжелая артиллерия. С боем танковый батальон начал отходить к северу, чтобы выйти в мертвую зону у гряды высот.
Тем временем полк «Вестланд», не успев ворваться в Сагопшин, вынужден был отойти из-за атаки советских танков между Сагопшином и Кескемом. Затем выяснилось, что расположенную на террасах деревню с ходу не взять. Танковый батальон «Викинг», увязший в системе русских оборонительных сооружений под Сагопшином, в правый фланг атаковали превосходящие численностью русские танки. Произошло ожесточенное танковое сражение. Более 80 танков Т-34 и М-Ш атаковали 40 танков батальона «Викинг». Воздух вибрировал от грохота танковых пушек. Особо командовать не приходилось. Каждый выбирал противника себе сам. Вскоре повсюду уже дымили подбитые танки.
По поводу этого боя командир танкового батальона «Викинг» штурмбаннфюрер Мюленкамп докладывал следующее:
«Ранее, чем ожидалось, около 7.00 сквозь облака пробилось солнце. Туман мгновенно рассеялся. Мы были посреди русских полевых оборонительных позиций, между бесконечных линий траншей и опорных пунктов. Все они были заняты большим количеством солдат противника. Через башенный люк и смотровые щели я осматривал окопы, через которые мы проезжали. Из них по нашим люкам и смотровым щелям стреляли из пулеметов и автоматов, бросали ручные гранаты. В 800 метрах справа от нас широким фронтом стояли многочисленные Т-34. Сразу же развернулась дуэль, ее дополнял сильный артиллерийский огонь. Первое попадание пришлось сразу за моей башней. Мотор загорелся, башню немного приподняло (13 тонн веса). Спинку моего сиденья разорвало, я лежал, отброшенный вперед на пушку, и кричал: «Всем из машины!» На борту — 60 артиллерийских выстрелов, 6000 патронов к пулемету, под сиденьем 30 ручных гранат для ближней обороны, а в башенном ящике — 30 осветительных ракет, при этом два полных бензобака! В любую минуту все это могло взлететь на воздух... И тут второе попадание в передний люк. Мой механик-водитель Фриц Крёбш скрючившись упал. Голова его залита кровью. Справа сзади — третье попадание — в башню. Двухсоткилограммовый люк упал в боевое отделение и отрубил правую руку моему радисту Хайнце, стрелявшему в этот момент из бортового пулемета. Все решали какие-то секунды. Я вытащил механика-водителя и радиста через нижний люк и оттащил их на несколько метров от танка. Тут появился мой наводчик — в командирском танке — это всегда офицер связи батальона —- унтерштурмфюрер Кёнтроп (мой командирский танк за день до этого вышел из строя). Перед тем как меня подбили, я высовывался из башни и видел неподалеку русскую траншею. «Скорее туда, — подумал я, — пока не подойдет мой танк для пересадки». С пистолетом в руке я спрыгнул в русский окоп, на случай, если придется его очистить. Затем мы потащили туда раненых. И тут я увидел, что русские Т-34 нас обошли и вклиниваются между танковым батальоном и полком «Вестланд». Замечательно кто-то командовал этой русской танковой частью[12]! Вдруг в 100 метрах за ними появился Т-34 и открыл по нам огонь из пулемета. Кёнтроп вскрикнул — пулеметная очередь срезала ему правую ногу. Я поднял его и потащил в русский окоп перед нами. Окоп, который незадолго до этого занимали русские, был теперь пуст. Потом я перенес в него тяжелораненых механика-водителя Крёбша и радиста Хайнце. Оставшийся невредимым заряжающий по моему приказу снял с нашего танка бортовой пулемет и теперь охранял раненых товарищей. Я хотел выпрыгнуть из окопа, чтобы позвать помощь и добраться до танка, в который я должен был пересесть. Тут Кёнтроп из последних сил удержал меня и сказал, что умирает. Я остался. Через несколько минут он умер. Кёнтроп был хорошим, веселым парнем и перспективным молодым офицером, настоящим берлинцем. Я добрался до танка, раненые и убитые моего экипажа были спасены.