Первый взвод батальона Браво, или Бронзового, как чаще его называли, построили во фрунт, четкими шеренгами в командном отсеке ракеты. Экипаж снарядили по последнему слову техники, лучше всех в морской пехоте. Бронзовый, возможно, был самым малочисленным батальоном императрицы, но здесь служили представители элиты, лучшие телохранители известной части вселенной. Лучшие – значило сочетающие отвагу с наблюдательностью. Тридцатиминутная готовность проводилась, как всегда, крайне тщательно. С поминутной точностью проверялся каждый сантиметр оборудования, придирчиво осматривалось обмундирование членов экипажа. На протяжении последних пяти месяцев, пока Ева в ранге старшего сержанта командовала батальоном Браво, полковнику Панеру ни разу не удавалось после ее досмотра отыскать где-либо какой-либо изъян. Он, может, и заметил бы что-нибудь, укажи ему на это сама Ева.
Пробиться в полк было архитрудно. Перед зачислением кандидаты подвергались жестокому отбору. Пятинедельный так называемый дисциплинарный режим в действии, или ДРД предназначался исключительно для того, чтобы отсеять львиную долю желающих. ДРД сочетал в себе тяжелейшие, изматывающие тренировки личного состава с дотошным осмотром обмундирования и материальной части. «Отбракованные», отосланные обратно в родную часть, долго помнили «прелести» ДРД. Было ясно, что отбирали лучших, самых лучших. Пережившие ДРД могли уже сами выбирать себе вполне достойное место службы. Большинство выпускников зачисляли в Бронзовый батальон, где они имели «удовольствие» сопровождать всякого рода гомосексуалистов и прочую подобную публику, смотревшую на них, мягко говоря, свысока. Новички по инерции продолжали думать, что это еще один тест на прочность. Продержавшиеся в таких условиях восемнадцать месяцев и проявившие несгибаемую выдержку и профессионализм могли рассчитывать на дальнейшее повышение в звании и либо уже надолго оставались в Бронзовом, либо соперничали за право попасть в Стальной батальон, защищающий лично принцессу Александру.
Что же касается самой Евы Косутик, то она, напротив, на протяжении ста пятидесяти трех дней учений только и помышляла о том, когда же наконец принц сгинет с ее глаз долой.
Едва стихли звуки императорского гимна, капитан вышел вперед и отдал честь.
– Ваше королевское высочество, капитан Вил Красницкий к вашим услугам. Для нас большая честь видеть вас на борту «Чарльза Деглопера»!
Вяло махнув в ответ рукой, принц огляделся. Изящная брюнетка, поднимавшаяся следом, опередила его и, подойдя к капитану, с едва заметным волнением протянула ему руку:
– Элеонора О'Кейси, капитан. Я очень рада, что попала на ваше прекрасное судно.
Недавняя наставница и руководитель Роджера крепко пожала капитану руку и посмотрела ему в глаза, пытаясь загладить неловкость, вызванную мрачным настроением принца.
– Мы тут пришли к выводу, что у вас, капитан, замечательный экипаж, все как на подбор.
– Благодарю вас. Мне очень приятно, – ответил капитан, бросив мимолетный взгляд на недовольную физиономию принца.
– Вы выигрывали Таравское соревнование два года подряд. Это высочайшая оценка в глазах любого. – О'Кейси одарила капитана ослепительной улыбкой, незаметно толкнув Роджера локтем. Принц с бессмысленной кислой миной посмотрел на Красницкого. Ободренный вниманием его высочества, капитан облегченно вздохнул: вероятно, его высочество остался доволен, и, значит, его карьере королевская немилость пока не грозит.
– Позвольте представить вам моих офицеров. – Красницкий обернулся к стоящей по стойке смирно шеренге. – Если его высочеству угодно, можно произвести осмотр.
– Попозже, я думаю, – поспешила заметить Элеонора. – Я полагаю, что его высочество предпочитает пройти в свою каюту.
Она еще раз улыбнулась капитану, размышляя, как объяснить ему потом странное поведение принца: «Скажу, что его высочеству стало нехорошо после тренировки». Конечно, отговорка довольно слабая, но все же намек на «пространствофобию» принца выглядел уважительнее, чем признание в том, что Роджер нарочно «дурит».
– Разумеется, – капитан понимающе кивнул. – Смена окружающей обстановки сильно влияет… Могу я приступить к своим обязанностям?
– Разумеется, капитан, спасибо. – Элеонора продолжала улыбаться.
«Да, полет без Роджера стоил бы мне гораздо меньшей крови, – подумала она серьезно. – Но что толку, все равно уже ничего не изменишь!»
– Мать моя женщина! Мышонок, ты ли это? Из-под немыслимого вороха чемоданов, рюкзаков и прочих тюков показалась голова карлика-лакея Костаса Мацуги.
Багажный отсек довольно быстро заполнялся Бронзовыми варварами… Судя по методичности, с какой они перекладывали свои вещи в рундуки, во всем царил определенный установленный порядок.
– И какой во всем этом смысл? – спросил копошащийся коротышка.
– Эй, Мышонок, не вали ты все в одну кучу, – произнес один из долговязых дядей «при исполнении». – На таких кораблях, как наш, достаточно свободного места. А то навалил тут вперемешку снаряжение и мешки с едой… Всем привет, – еще громче продолжал «дядя», чтоб пробиться сквозь гул болтовни и щелканье чемоданов. – В отсеке есть мыши. Старайтесь не оставлять мусор на скамейках.
Мимо лакея проплыла женщина в форме капрала и стала переодеваться.
– Мышки? Я их обожаю. Это мое любимое лакомство.
– Покусали мою кошку, расцарапали мне ножку, – весело горланили новобранцы.
Мацуга презрительно фыркнул и пошел распаковывать личный багаж принца. Его высочество привык обедать самым изысканным образом.
– Черт возьми, не буду я обедать за общим столом, – горячился Роджер, пощипывая свои волосы. Он понимал, что ведет себя как капризное дитя, но от этого заводился еще больше. Похоже, ситуация нарочно складывается так, чтобы свести его с ума, размышлял принц. Он сидел, крепко сцепив руки, отчего костяшки пальцев побелели. – Не буду, – повторял он упрямо.
Элеонора по своему опыту уже знала, что спорить с принцем – гиблое дело. Чтобы вывести его из депрессии, можно было попробовать сыграть на его слабостях. Но это удавалось крайне редко.
– Роджер, – начала она спокойно, – если вы откажетесь от обеда в первый же вечер, то оскорбите капитана и его офицеров.
– Ни за что, – вскричал он, сдерживаясь из последних сил. Все его тело дрожало, даже маленькая каюта, казалось, уже не выдерживала нарастающего приступа бешенства. Каюта была капитанская, лучшая на корабле, но в сравнении с дворцовыми хоромами или на худой конец каютами королевских кораблей морской пехоты, в которых привык путешествовать принц, эта келья своими размерами напоминала клозет.
Постепенно принц все же успокоился, глубоко вздохнул и пожал плечами.
– Ладно, я, конечно, осел. Но есть все равно не буду. Извинись там за меня. – Он по-детски осклабился. – У тебя это хорошо получается.
Элеонора недовольно покачала головой, но заставила себя улыбнуться в ответ. Временами Роджер бывал обезоруживающе очарователен.
– Договорились, ваше высочество. Увидимся завтра утром.
Выйдя из каюты, она буквально наткнулась на Костаса Мацугу, несшего кучу тюков.
– Добрый вечер, госпожа, – пролепетал слуга и прижался к стене, стараясь освободить проход. Ему пришлось посторониться еще раз, чтобы не задеть стоящего с другой стороны охранника, но лицо пехотинца осталось невозмутимым.
Карикатурные шараханья маленького несуразного лакея уморили бы кого угодно, но железная дисциплина на корабле предписывала бесстрастность. Состоявшие на службе у императрицы славились своим умением сохранять каменное выражение лица, что бы ни происходило вокруг. Иногда охранники даже щеголяли этим друг перед другом, выясняя, кто из них самый терпеливый и невозмутимый. Например, бывший старший сержант Золотого батальона установил рекорд выносливости, умудрившись простоять на посту девяносто три часа без еды и питья. При этом он не спал ни минуты и не мылся. Последнее, как он потом признался, оказалось самым трудным. В итоге он потерял сознание от обезвоживания и интоксикации организма.