«Поздно, — с горечью подумал Блюхер. — Слишком много свидетелей. Сам Лабунский на крыльцо выскочил». И, опасаясь, что не успеет сказать главного, заговорил быстро и сбивчиво:
— Только надо дружно бастовать. А врозь — разобьют. Как в пятом году. Завтра завод остановим.
— А ну, слезай, — раздался за спиной Василия свирепый голос. — Слезай, а не то пулей сниму.
Блюхер заговорил еще громче:
— Соберемся утром во дворе. Выставим требования. Не робейте. Мы крепче их. Мы должны…
Чьи‑то сильные руки схватили за ноги, резко рванули. Василий полетел на землю. На спину навалился городовой Лошкарев. Привычно, быстро стянул руки ремнем. Тяжело дыша, гаркнул:
— Готов, ваше благородие. Куда его?
— В Бутырки. Да поживей, поживей, вороны! Слышите, как шумят. Сомнут.
Четыре руки подняли Блюхера. И он увидел бледное лицо пристава Преображенского. Улыбнулся:
— Что, струсил, холуй? Спрячь пугач‑то, не бойся — не побегу.
Лошкарев махнул рукой полицейским:
— Ведите за мной. Никого не подпускайте. — Торопливо пошел к станции.
Полицейские крепко подхватили Блюхера под руки и поволокли за Лошкаревым…
Два года и восемь месяцев провел в тюрьме Василий Блюхер. Несколько раз получал передачи и не знал, кто это помнит о нем и проявляет такую трогательную заботу. Радовался книгам, и особенно учебникам. Они помогли пополнить знания и скоротать медленно текущие дни.
В начале февраля 1913 года Блюхера выпустили на волю. После короткого раздумья решил поехать в Барщинку. Мать поворчит, поворчит, а потом пожалеет, поможет. Она все поймет, она добрая.
Анна Васильевна заплакала, увидев сына, но упрекать не стала, быстро накрыла на стол:
— Присаживайся, Васенька. Дорога‑то была длиннющая— в три года. Вижу, умаялся.
И пока сын ел, молча, пытливо всматривалась в его похудевшее, бледное, по–прежнему красивое лицо.
Василий встал, улыбнулся:
— Вот и разговелся. Спасибо, мама.
— Скажи богу спасибо. Без молитвы за стол сел. Видать, отвык.
— Отвык! — охотно согласился сын. — В тюрьме переднего угла нет. Все одинаковы… Что тебе сделать надо?
— Ничего не надо. Отдыхай, поправляйся на деревенских харчах. Вечерком на посиделки сходи. Может, невесту выглядишь.
— Не пойду. Мои ровесницы уже вышли замуж. Лучше вот почитаю.
Мать поняла, почему сын не хочет идти на вечеринку, и сразу же подумала о том, что не останется он в Барщинке, здесь все будут называть его «арестантской мордой», «крамольником». Тесно ему здесь, уйдет в город. И она оказалась права в своих предположениях. Василий погостил две недельки и уехал в Рыбинск. Долго не мог найти работу. Перебрался в Москву, но и здесь не было для него места. Всюду слышал:
— Приема нет и не предвидится.
В солнечный апрельский день Василий Блюхер встретил на Тверской земляка Григория Шишилова. Вместе в Середневскую школу ходили.
— По такому случаю завернем в трактир, — предложил Григорий.
Выпили, разговорились. Выслушав товарища, Григорий сказал:
— Не тужи, Вася, помогу. Вечерком сходим к Всеволоду Петровичу Львову. Это наш, середневский. Ты знаешь его?
— Всеволодка! Припоминаю: такой маленький, вертлявый. Торгаш.
— Он самый. Возьмем магарыч. Всеволодка за чужой счет любит выпить. Разговор поведу я, а ты поддакивай. А сейчас надо тебе постричься, побриться, надушиться. Одежка на тебе паршивая — наденешь мой костюм.
Красивый, модно одетый, Василий Блюхер понравился купцу Всеволоду Львову. А когда Григорий Шишилов выложил свой главный козырь — Василий Константинович службу начинал в Петербурге у купца первой гильдии Клочкова, — Львов звонко стукнул ладонью по столу:
— Ну как же, знаю, знаю Якова Герасьевича. Такой туз! Магазин шик–блеск. А у нас с Гавриилом Семеновичем, конечно, поскромнее. Однако и мы среди московского‑то купечества на хорошем счету. Так что есть где развернуться. И папашу вашего видывал. Не глуп, весьма не глуп, но с изъяном — привержен к казенке. А как вы насчет выпить, закусить и прочее?
— С порядочными людьми могу поддержать компанию. Однако пьяным меня никто никогда не видел.
— Похвально, оченно похвально. Приходите утром к восьми часикам. Недельку поработаете, а там установим окладик.
С обязанностями продавца мануфактурного отдела ознакомил Блюхера компаньон Львова — умный, хорошо знающий дело Гавриил Семенович Смирнов.
Испытательный срок Василий Блюхер выдержал успешно и остался служить в мануфактурно–галантерейном магазине Львова и Смирнова, что на углу Большой Никитской и Леонтьевского переулка. Рабочий день был длинным: с девяти часов утра до семи вечера. И только в воскресенье можно было отдохнуть, заняться своими заботами.