Увидев начдива, Серебренников подбежал и, с трудом подбирая слова, доложил:
— Так что и вторая не получилась… Отошли. Ураганная пальба. В лоб никак не пройти…
Комбриг потупил голову, ожидая резких слов осуждения. Блюхер сказал, не повышая голоса:
— Я все видел. Скажите, вы весь четыреста пятьдесят третий полк ввели в бой?
— В резерве оставался второй батальон. Степана Горшкова.
— Вот это хорошо. О нем я слышал как о смелом и распорядительном командире. Вызовите его сюда.
Круглолицый, загорелый, широкогрудый Горшков подошел и представился по–уставному; Блюхер догадался: видно, побывал на германском фронте, кончал учебную команду.
Начдив порывисто пожал руку комбату, кивнул головой на карабин, висевший вниз дулом:
— Охотник?
— Да, приходилось. У нас в Чердынском уезде громадные леса и болота. С пустыми руками никогда не возвращался.
— Вот и я хочу послать вас в болото. Не одного, понятно, с батальоном. Скрытно, подчеркиваю, скрытно пройдете в тыл и ударите белякам в спину. Да так, чтоб эти окаянные русановцы, как зайцы–русаки, дали стрекача. Задачу поняли?
— Так точно, товарищ начдив. Когда выступать?
— Немедленно. Пойдете в атаку — пустите две красные ракеты. Желаю успеха, Степан Дмитриевич.
Горшков круто повернулся и побежал к батальону.
Заместителю командира полка Ольшевскому начдив сказал:
— Готовьте полк к наступлению, Русаново надо взять.
Комбат Степан Горшков уверенно выполнил приказ. Одновременные удары с тыла и с фронта сломили сопротивление белогвардейцев, и они оставили Русаново.
Блюхера радовали трофеи — 3 пулемета и более 100 тысяч патронов. И в то же время было горько сознавать, что на широкой равнине полегло 200 замечательных бойцов.
Не задерживаясь в Русаново, двинулись дальше и в тот же день заняли Юрт–Иртышскую. Переночевали. Отдохнули.
Командир батальона 453–го стрелкового полка Степан Дмитриевич Горшков
Утро выдалось солнечное. За Иртышом были видны позолоченные купола Софии Премудрой и Успенского соборов. Блюхер пожалел, что у него мало сил. Пленные офицеры показали, что в Тобольск приехал сам верховный главнокомандующий адмирал Колчак. Торопит генерала Франка, с нетерпением ждет, когда будет разгромлена ненавистная 51–я дивизия. Вот ударить бы сейчас по Тобольску, да так, чтобы накрыть верховного главнокомандующего и его свиту! Велико искушение, а приходится обходить Тобольск, сворачивать на юго–запад, на деревню Мамаево.
Прикрываясь густыми лесами, скрытно подобрались к деревне, после короткого, ожесточенного боя выбили вражеский полк и вышли на тракт Тобольск — Тюмень.
Заняв Мамаево, замкомполка Федор Ольшевский сразу же включился в оставленную противником телефонную сеть и подслушал очень важный, поясняющий оперативную обстановку разговор командующего Тобольской группой генерала Франка с командиром 27–го пехотного полка Колесниковым. Не полагаясь на память, Ольшевский записал сведения и поспешил к Блюхеру. Не скрывая торжества, объявил:
— Важные новости, товарищ начдив! Первостепенного значения. Только что выслушал разговор генерала Франка с комполка Колесниковым. Вот их замыслы. Части противника от села Бочалино перебрасываются навстречу нам в деревню Щукино. Позиции у Тобольска спешно укрепляются. Переправы прикрываются бронепароходами. В район боев срочно подтягивается Боткинская дивизия. Тракт в направлении Бочалино охраняется сводным отрядом Колесникова. Он должен задержать нас любой ценой, пока не подоспеют воткинцы. Какие части входят в этот отряд, кроме двадцать седьмого полка, услышать не удалось.
— Молодец! Теперь надо опередить врага и вырваться из окружения. Мы долг выполнили — в тяжелое для армии время оттянули крупные войсковые части. За нами охотятся не менее двух дивизий. Дорого нас ценит адмирал Колчак! — Блюхер потер ноющие виски, сказал твердо: — Надо идти навстречу опасности — наступать на Щукино. Будем атаковать ночью. Меньше истратим патронов. Четыреста пятьдесят третий полк по–прежнему идет головным.
И в ночь на 6 октября бойцы сводной группы Блюхера выбили 27–й полк противника из деревни Щукино.
За эти два дня генерал Франк подтянул в район боев свежие части и окружил красных бойцов. Об этом белое командование сообщало в листовках, которые густо рассыпали пролетевшие гидросамолеты.
Услышав шум моторов, Блюхер вышел из штаба на улицу. К ногам упал серый листок. Поднял. Крупные буквы еще пахли типографской краской. Читал, с трудом сдерживая нарастающий гнев: «…Вы окружены, спасения нет, и за каждую минуту сопротивления будет беспощадная расправа. Красноармейцы! Сдавайтесь. Уничтожайте ваших комиссаров и командиров, арестуйте и выдайте нам Блюхера, и ваша жизнь будет сохранена…»