Штаб Ленинградского фронта, возглавляемый с осени 1941 года генерал-майором Дмитрием Николаевичем Гусевым — очень деятельным, никогда не унывающим и весьма общительным человеком, был дружным коллективом. В тяжелую пору голодной зимы, когда приходилось делить скромный паек хлеба на три ломтика: завтрак, обед, ужин, и принимать порцию соснового отвара от цинги, если кому-либо удавалось привезти из-за Ладоги немного чесноку, то он делился на всех.
В урагане первых месяцев войны деятельность штаба зачастую ограничивалась спешным, в какой-то степени механическим выполнением тоже спешных решений и приказов командующего, вызванных крайней остротой обстановки. Отход, смена рубежей, контратака, снова отход. Затем, глубокой осенью и зимой, новый командующий фронтом генерал-лейтенант М. С. Хозин подолгу находился за Ладожским озером, где руководил боевыми действиями 8-й и 54-й армий. Объединение Ленинградского и Волховского фронтов в единый фронт вызывало значительные сложности для работы штаба в Смольном — он вновь оказывался в отрыве от командующего фронтом, поскольку командный пункт Хозина находился в районе Малой Вишеры, за Ладогой, почти растаявшей к концу апреля.
Обстановка, сложившаяся под Ленинградом, после того как он был блокирован врагом, предъявила новые требования к штабам, к командующим. Коллектив штаба Ленинградского фронта нуждался в четком и постоянном общении с командующим при разработке и осуществлении проблем дальнейшей борьбы за Ленинград на внешних и внутренних линиях обороны.
Естественно, не один человек в штабе, в Смольном, задавал себе вопрос, каким же руководителем будет Говоров. Думали об этом и командармы.
А для Говорова и самого своеобразное руководство из Смольного войсками объединенного, но разобщенного Ладогой фронта показалось не очень четким. Леонид Александрович понимал положение, какое занимал в Ленинграде Жданов, как член Военного совета и один из руководителей партии. Однако Сталин уполномочил его принимать вместе со Ждановым решения по Ленинградской группе войск. Иного правового положения для него и не могло быть, поскольку генерал Хозин находился далеко. Но Хозин на правах командующего начал отзывать из Смольного в Малую Вишеру ряд ответственных руководящих генералов и офицеров штаба фронта. Жданов быстро понял, что Говоров не тот человек, который склонен советоваться по мелочам, что он единоначальник, для которого полнота ответственности неотделима от полноты прав. А именно такие черты характера командующего отвечали требованиям обстановки, сложившейся в Ленинграде. Жданов и другие члены Военного совета фронта положительно оценили это качество Леонида Александровича Говорова.
Сразу следует сказать, что объединение Волховского и Ленинградского фронтов в единый фронт практически не осуществилось. В мае и июне обстановка на волховском участке усложнилась упорными боями с целью вызволения 2-й ударной армии из мешка, в который она попала в районе Мясного Бора. В июне Ставка восстановила Волховский фронт как самостоятельный, признав, по существу, ошибочность ликвидации его в апреле. Генерал армии Мерецков был возвращен на должность командующего этим фронтом, генерал-лейтенант Хозин отозван в Москву, а генерал-лейтенант артиллерии Г оворов назначен командующим Ленинградским фронтом. Все войска за Ладогой отходили в подчинение генерала Мерецкова.
А. А. Жданов
В первых же встречах с работниками штаба фронта и командармами Говоров быстро показал и свои деловые качества, и своеобразие характера.
Выше среднего роста, сухощавый, подтянутый, он в то же время мог показаться чуть мешковатым из-за того, что ходил всегда не торопясь и как бы с прижатыми к корпусу руками. Вообще он был человек скупых жестов. Лицо бледное, несколько одутловатое для сорока пяти лет. Темные с проседыо волосы, тщательный пробор, резко очерченные брови и коротко подстриженные усы. Обращали внимание серые глаза: они глядели не очень-то приветливо.
Некоторых лиц в штабе Говоров знал по финской кампании 1939—1940 годов. Начальника разведотдела Петра Петровича Евстигнеева пригласил одним из первых.
— Вы, как я вижу, полностью связали свою судьбу с Ленинградом, — сказал он, здороваясь. — Пришло время опять работать вместе.