Борьбу с угрозой эпидемии надо продолжать. Жданов и Кузнецов подсчитывают и решают, где и сколько можно дополнительно сформировать отрядов из коммунистов и комсомольцев, чтобы возглавить работы 300 тысяч ленинградцев, готовых на все для восстановления жизни города.
И еще одну проблему надо решать членам Военного совета... 21 апреля отдан приказ прекратить грузовое движение по быстро таящему льду ладожской Дороги жизни. Пора переключить усилия и на подготовку к весенней навигации по Ладоге. Сколько еще предстоит вывезти из Ленинграда населения? И сколько вывезти бездействующих на заводах станков, так необходимых сейчас там, на Большой земле... Все это задачи, требующие детально разработанного плана, как и боевые операции войск. Партийная организация города должна выполнить их организованно, как бы сложны они не были...
НАЗНАЧЕНИЕ ГОВОРОВА
Говоров летел в Ленинград. Он еще чувствовал боли после только что перенесенной операции аппендикса, но на приеме у Сталина тот со свойственной ему проницательностью упредил скрытые сомнения Говорова, встретив его словами, что и в осажденном Ленинграде есть превосходные врачи, они быстро долечат генерала на месте.
Лидия Ивановна, узнав о внезапном назначении мужа, с ужасом представила себе окруженный фашистами город, где вот уже почти год снаряды и бомбы рвутся на улицах и в домах. А кто-то из знакомых сказал ей недавно, что зимой там умирало людей больше от голода, чем от снарядов. Ужас... Но Лидия Ивановна очень хорошо знала, что даже намеком нельзя высказать мужу этот свой женский «ужас-ужас». Он будет молча и хмуро разминать свои пальцы, — значит, не получится задушевного разговора, так необходимого ей сейчас. И потом, судя по всему, он весь полон своих дум о предстоящем, о доверии партии, о той ответственности, которая легла на него.
Что делать... Теперь, как и осенью, во время сражения у самой Москвы, ее удел — напряженно слушать радио и ждать его писем, всегда таких теплых, заботливых. Сыну Владимиру восемнадцатый год... Он просит отца отпустить его на фронт. Отец понимает и ее и Володю. «Ты хочешь воевать с фашистами немедленно?—пишет он ему. — Но подумай о большей пользе от тебя для армии. Ведь ей нужны грамотные в военном отношении командиры. Пройди хотя бы короткий курс подготовки...» Отцу хочется, чтобы Владимир стал, как он, артиллеристом. А матери? Ее думы и проще, и сложней. Остались бы живы оба...
Самолет Говорова уже над Ладогой. Огромное пространство покрыто еще льдом, но Говоров видит много темнеющих промоин. Заметна и трасса Дороги жизни, о которой он много слышал в Москве. Только слышал. Теперь видит. Кончились, видимо, последние дни ее легендарной зимней работы. Сегодня он узнает точно, какие запасы для населения и войск удалось создать с помощью этой коммуникации-нитки. Сверху кажется — как легко ее порвать! Привычный глаз отметил под крылом самолета четко видимые склады на западном берегу озера, скопление там вагонов. «...Маскировка могла бы быть и лучше, — мысленно сделал он кому-то выговор. — Бомбят, вероятно, редко...»
Молчаливо развертывалась внизу панорама осажденного города. Она воспринималась и умом военного, и сердцем русского человека.
С севера — темное море лесов Карельского перешейка. Там финская армия Маннергейма. Она подошла к самому Сестрорецку. С юга — 18-я немецко-фашистская армия из группы армий «Север».
В Петергофе, Стрельне, Пушкине, Гатчине и по Неве до самого Шлиссельбурга — всюду вокруг города и на глубину 400 километров к Прибалтике — немецкие дивизии. Под стенами города осадные батареи. Сколько их разрушает сейчас город?.. Город его былых стремлении, надежд, бесконечно далеких сейчас и все же возникающих в памяти. Здесь когда-то он хотел найти свое призвание и место в жизни; здесь судьба привела его к военной профессии; и вот теперь она возвращает его в город Ленина, к людям, чей подвиг потрясает мир.
Мысль возвращается к короткой беседе у Верховного Главнокомандующего перед отлетом. Сталин сказал немного слов, и они прочно легли на свое место, словно фундамент. «...Не допустить разрушения Ленинграда осадной артиллерией немцев; превратить Ленинград в абсолютно неприступную крепость; накопить силы внутри блокады для будущих наступательных операций» — так запомнились эти слова Леониду Александровичу.
Этим трем тезисам были подчинены все мысли Говорова, когда он сошел с самолета в Ленинграде.