Вопрос, по-видимому, столь удивил Роланда, что последний не сразу-то и нашёлся с ответом:
— Как это… что? …Я, разумеется! Жуйте кизяк…
— Ты?! Ха-ха-ха! — не на шутку развеселился Гаал. — Да за столь крутые башли… Ха-ха-ха! Грхм! Всяк на моём месте толпу мозгляков вроде тебя голыми руками передушил бы! Уморил, зарруга! Ха-ха-ха! Вот и я сей же момент…
— Так уж прямо и всяк? Толпу передушил бы? Гм… Знаешь, — вдумчиво проговорил наш рыжий друг. — Один твой вкрай оборзелый дальний родственник совсем ещё недавно тоже хавальник на чужое добро разевал. Теперь вот дохлый лежит здесь, валяется, воняет! Дрек мит пфеффер! — пренебрежительно пнул ногой бездыханное тело претонского писаря Мхеера. — Выходит, мы не договорились, уважаемый? Жаль! Э-э-эх! — немного грустно вздохнул трактирщик. — Что ж, фикен тебя в арш, придётся денежки-то возвернуть. Шайссе! Давай-ка, возвертай взад этот… бакшиш, шельма!
— Да?! Хм… И кто же здесь этот смельчак, интересно знать, который рискнет денежки мои отобрать? — с нарочито деланным удивлением оглянулся по сторонам. — Ты, что ль, голодранец?!
— Конечно! Кто же ещё, по-твоему?
Не успел Гаал глазом моргнуть, как откуда-то из складок одежды в руках Рола возник небольшой аккуратный арбалет, заряженный короткой, тяжёлой, необычайно острой, так называемой пробойной стрелой154. Всяк свонец, когда-либо имевший дело со стрелковым оружием, наверняка различит её, и наш потешный вояка — не исключение. Оттого, нацеленная в его грудь, смертельная игрушка слегка нервировала.
— Гони монету взад, зарруга хурензон! — кабатчик, похоже, не шутил.
— Ха… — хохотнул было начальник караула, но под прицелом как-то уж очень неуверенно. — Ты, мозгляк, сможешь в человека-то попасть, а, кар-р-ростово отродье?
Вместо ответа «мозгляк», не спуская с сержанта глаз, продолжая держать его на прицеле, поднял с полу забытый в спешке тяжёлый маршальский кинжал и, не разворачиваясь, одним молниеносным движением метнул в висевший на дальней стене деревянный щит с нарисованным то ли джокером, то ли клоуном. Тз-з-з-з! — браво отвибрировал глубоко вонзившийся в сухое дерево клинок.
— Не в бровь шуту балаганному, а в самый правый глаз! Не веришь? Сходи посмотри, вандаба! Готов и дальше судьбу испытывать, глупец? — в спокойном голосе Роланда послышались стальные угрожающие нотки. — Будь по-твоему. Но сначала всё же послушай. Видишь тёмный налет на кончике стрелы? Это яд онорской пустынной рогатки. Слыхал о таковой? Весьма сильнодействующая отрава, можешь мне поверить. Изготовлена самим Араахом, милостью Ваагла лучшим алхимиком Несферы. Посему, куда бы я тебе ни попал, солдат, а попаду я всенепременно, будь уверен, сдохнешь ты медленно и крайне мучительно. Достаточно лишь слегка царапнуть. Стрела же эта, выпущенная в упор, как ты и сам прекрасно знаешь, прошьёт насквозь любой доспех, не то что стёганку сраную твою! И будь спокоен, рука моя не дрогнет! А теперь хватит уже дурака валять, сгрузи-ка всё своё железо бесполезное на соседний стол, дабы не искушать меня боле смертоубийством, и подсаживайся, разговор есть.
Хочешь не хочешь, пришлось подчиняться. Ибо намерения трактирщика показались сержанту весьма решительными.
— Что я вижу, милейший Вруум! — Гаал вновь попытался перехватить инициативу. — Тайное оружие гонгарских ассасинов?! Контрабанда, братец! Грхм! За неё, знаешь…
— Знаю, знаю! Только никто, кроме нас двоих, его не видел. И не увидит. Однако даже будучи спрятанным под столом, подальше от любопытных глаз, нацелено оно прямёхонько в твое поганое брюхо! Выстрелю однажды, тут же разберу и сожгу. Чёрта с два после докопаешься до меня! Помни об этом, солдат.
— Тем не менее, одного моего ма-а-ахонького словечка с лихвой хватит, дабы обвинить тебя в контрабанде, трактирщик! — не унимался сержант.
Денежку между делом так и замылил. От же прохиндей, вандаба!
— Не льсти себе, дядя! Ха. Ха. Ха! — пришел черёд невесело усмехнуться нашему другу. — Не будет никакого словечка!
— Это ещё почему? Грхм! — искренне недоумевал стражник.
— Да потому, что либо мы договоримся полюбовно, — тут Роланд снизил голос почти до шёпота, — либо скоро, ой как скоро! — ты совершишь своё последнее увлекательнейшее путешествие через священный Фаргуг, о счастливейший из смердящих! Там, за Фаргугом, поверь, дружище, подобным тебе уготовлен радушный прием, где столь горячо любимые вами при жизни колеса, дыбы, щекотушки, груши, костоломки, череподробилки, членорезки, прочие пыталки покажутся каждому вновь прибывшему невинными детскими шалостями! Притом умрёшь ты вроде бы и по непонятным, но в то же время по вполне естественным причинам, поскольку стрельну я тебя легонько, скажем, руку или ногу чуть-чуть подраню. Остальные тридцать три… хм… удовольствия в течение долгой кошмарной ночи, уважаемый, вам обеспечит эликсир искупления болью монсеньора Арааха. Ужасная кончина, можешь не сомневаться, крайне болезненная! Честно говоря, созерцание твоих мучений и корчей доставило бы мне истинное удовольствие! Зар-р-руга! Но… К глубочайшему сожалению, живой ты нынче нужнее. Да-а-а-а… Яд же сей, на вашу беду, господин тюремщик, местные коновалы определять, лечить не выучились и, уверяю вас, до-о-олго ещё не выучатся. А потому спишут всё на Ваагла. Сегодня вроде того Ваагл дал, завтра… хм… настроение испортилось — взял. Обычное дело! Меня же, как ты очень любишь не к месту повторять, хм… мозгляка, никто ни в чём и не заподозрит. Не подхожу я на роль убивца! Ну никак! Согласен?