— …Итак! Три длиннющих дня милостию монсеньора Ваагла! Красота! Используем же отпущенное нам максимально продуктивно и, я абсолютно в том уверен, — обязательно выкрутимся! Не знаю, правда, пока как, но выкрутимся… О судье же местном, надеюсь, ты всё услышал, гадёныш своего не упустит! Дрек мит пфеффер! К тому же родственничек мой — потомственный садист и, к слову, тайный курзон. Ну, педик, значит! Поэтому, кровь из задницы, нужно многое успеть, иначе она в буквальном смысле оттуда у нас польётся! Всё уяснил? Вопросы есть?
— А с этим что делать будем? — Юрий кивнул в сторону едва-едва пришедшего в себя, ошалелого полуживого беззубого аборигена, одиноко восседающего посередь всеобщей разрухи.
— Его режик? — Роланд поднял валявшийся рядом клинок.
— Да вроде бы…
— Вышел месяц из тумана… Вынул ножик из кармана… Буду резать… Буду бить… Ту-туру-туту-туту! Ну, скажи, дружок, что нам теперь с тобой делать, а? — обернулся трактирщик к ничего не понимающему туземцу. — Я кого спрашиваю?! Пёс тебя дернул нос в чужие дела совать, хурензон!
И внезапным выверенным ударом раскроил бедолаге череп. Ровнёхонько, словно арбуз. Чпок! Тот даже мяукнуть не успел, завалился на бок, точно тюфяк с соломой.
— Ты чего творишь, ох*ел с голодухи?!! Его-то за что?!
«Бл*дь! Неужели я когда-нибудь тоже… вот так… смогу? — вскипел маршальский мозг. — Ведь ни за что ни про что!»
— Кто бы говорил, сердобольный ты наш! Твои косяки, Ури, между прочим, подчищаю! — Рол преспокойно обтёр меч о бездыханного владельца, сел, закурил. — Хорошая сталь, сгодится трофей. Что-то ты слишком чувствительный стал, Маршал. Не узнаю тебя! Вандаба! …Нет? …Показалось? Мне, честно говоря, свидетели не нужны. Тебе-то уже пофиг, майн хер абкакен, один трупешник, два. Всё одно копи соляные пожизненно, либо на юга прокатишься к Пустынникам. Билет, правда, в один конец… Но ты не расстраивайся, там, в Центре, всенепременнейше чего-нибудь да придумают! Тортик пришлют, по случаю, к Рождеству. А мне здесь работать и работать ещё. На пенсию опять же скоро…
— Брось свои шуточки идиотские, и без того тошно!
— Ладно, не ерепенься! Давай-ка вытащим отсюда по крайней мере одного мертвяка. Глядишь, хоть от последнего эпизода отмажемся…
— Куда мы его?
— Куда, куда! В рыгаловку, к остальным! Там, почитай, в натуре живых и без того не осталось. Одним меньше, одним больше…
Общий зал встретил наших друзей вносшибательным амбре! Фу-у-у-у! Неповторимый букет стойких запахов перебродившего позапрошлогоднего капустного рассола, гниющего мяса, рыбы, взгорячённых любовью, девственно немытых тел, снующей под ногами в бесконечных поисках чего-нибудь сожрать облезлой псины, густо приправленный миазмами разной степени разложения продуктов животной и кишечной жизнедеятельности, свежо оттенял чадящий в камине тот самый «эндемичный термоядерный кизячок», с легким скепсисом упоминаемый ранее симпатягой Роландом. Поспешим согласиться, уж термоядерный так термоядерный! На все сто! Глаза режет не хуже перцового газа! Словом, зер аппетитлищ151! Непривычно пустовато, правда. Ещё совсем недавно жизнь здесь бурлила гейзером, яблоку, да чего там яблоку! — вишенке некуда упасть было, горошине, а теперь вот пусто и уныло, как в животе у известного крокодила. Лишь немногие, без каких-либо видимых признаков жизни, забулдыги виднелись там-сям в тусклом мерцании редких свечей. Может, оно и к лучшему… Слугам бы ещё на глаза не попасться!
Быстренько пристроив покойничка за столик в тёмном углу возле двери, поспешили уж ретироваться, как вдруг недремлющее маршальское око — чёрт бы его побрал! — выхватило из всеобщего мутно-слезящегося бардака до безобразия странный предмет… Груша! Зарруга! Ух ты, разрази меня Ваагл! Откуда сие чудо зимой?! Тепло поигрывая жёлто-красными с восковым налетом бочками, вызывающе нагло возлежала она, чистенькая, на тарелочке, только что без голубой каёмочки, посередь всеобщей пьяно-блевотной вакханалии, призывно маня, словно пресловутый пирожок: «Ну-ка, съешь меня, дружок!». Возрадовался Юрий, протянул руку загребущую… Куда там! Не самая, видать, загребущая ручонка-то, позагребущее есть! Внезапно откуда ни возьмись раздалось: «Не тронь, га-а-аш! Ма-а-а-ё!!!» Храпевший здесь же в куче обгрызи пьянчуга, очнувшись ни с того ни с сего, вцепился в дивный фрукт обеими руками. Фи! Весь кайф грязными лапищами обломал! И только-только один из наших героев опять вознамерился, было, слегонца покалечить очередного доброго карстийца, дабы, значит, экспроприировать свою законную добычу, как другой заорал дурным голосом:
— Брось, не трогай! Холи шит!!! Юрка, валим отсюда! Шнеллер!!! Ходу, ходу!!!
Спорить на всякий случай не стал, нутром почуявши неладное. В общем, крайнее, что успел заметить Маршал, пред тем как трактирщик увесистым пинком выставил его за дверь, — два длинных гнилых зуба, впившихся в сочный плод… И брызнул сок… Ба-бах!!! Шандарах!!! Что ещё за фикен твою арш?!! Грохотнуло прилично, на войне как на войне! Чуть барабанные перепонки в мужчинах не полопались! Взрыв сам по себе вышел не очень мощный, перегородка устояла, зато сорванная дверь, пролетая, больно саданула Юрия в плечо. Рол, как и подобает гостеприимному хозяину, героически принял основной удар на себя. Злополучная дверца, крепко огрев боша по горбу, завалила его мордой в грязь, выломав к тому ж здоровенный кусок каминной кладки. Из образовавшейся щели сразу зачадило.
— Шайссе!!! Что это, Юра? Третья мировая? — легко контуженный Роланд смешно тряс головой, с трудом выбираясь из-под завала.
— Почём мне знать, какая тут у вас… мировая? Сами мы не местные…
— Пойдём, что ли… глянем?
Зашевелился улей, зажужжал на все лады! Взрывной волной, разумеется, махом все свечи задуло! Погас камин. И пришла темень. Похлеще египетской! Самая что ни на есть осязаемая тьма. Схватили по огарочку, поспешили обратно в зал. Любопытно же. А полюбоваться было чем, доложусь я вам! Дым коромыслом! От любителя фруктов осталось едва-едва более половины, остальное разметало в хлам, покрыв кругом стену и потолок сочащимся фаршем в замес с мозгами. Странно! Мебель почему-то не загорелась. Немного поодаль угадывались кишки, какие-то другие округленькие запчасти.
Густеющая кровь, смешиваясь с нечистотами, клеила подошвы к полу. Рядышком в поле зрения — пара свежих трупцов, да упокоит Ваагл их душу грешную!
— Глянь-ка, Ури! — трактирщик радовался, словно мальчишка, подглядывающий за старшей сестрой в душе. — Удачно мы орла своего подсадили, а? Башню напрочь снесло! Теперь уж точно никто не дободается! Зарруга!
Нда-а-а… Житный, прямо скажем, выдался денёк для усохшей бабуленции с косой. Хотя… Как говорится, ещё не вечер, наверняка чего-нибудь до кучи накосячит, колхозница! Окна к чертям собачьим вышибло, в образовавшиеся бреши дыхнуло зимнею стужей. Плохо людям, контуженные стонут, израненные вопят.
Шансов выжить мало у них. Местные доктора лишь кровь пускать обучены, а её и без оного нехватка. Словом, жуть! Дышать нечем, всё дерьмо воспарило, зависло в воздухе плотною пеленой. Видимость нулевая.