— Троон!
— Здесь, монсеньор!
— Пленника незамедлительно доставить в орденскую цитадель. Сдать, как положено, заковать в цепи. Головой отвечаешь! Грхм!
— Прошу прощения, командир, у монахов всё под завязочку. Пригнали с востока толпу арестантов из осуждённых мародёров. Болота будут монастырские осушать, дамбу строить. Намедни как раз расконвоировали. Плюнуть некуда!
— Тогда к Претону в подземелье. Кажется, там ещё оставались свободные камеры. Короче, подсадите куда-нибудь! Главное, где народу поменьше.
— Может, в городскую тюрьму?
— Не рассуждать, солдат! Делать, как велено! В городской тюрьме он и пары дней не протянет. За ноское тряпьё да обувку обязательно прирежут во сне, ровно барана! Гм… Сдаётся мне — не простой он, этот чужеземец… Нельзя его в расход… Пока… Судья пусть решает, с него и спрос… И чтобы боле никто чужака пальцем не тронул! Грхм! Слышали все?! Самолично проверю! Найду хоть синячок, шкуру спущу!!! — повысил голос до крика. — Бойцы! Обещаю, пред тем как этот курзон завизжит резаной свиньёй в умелых руках добряка Раага, каждый из вас сможет раззенковать его говносброс самым занозистым древком алебарды и пару-тройку раз пнуть по волосатым шарам! Тысяча чертей! Я ясно выразился?!
— Слушаюсь, монсеньор!
— Увести! …Да! Двоим караульным вернуться. Похоже, будет ещё работёнка.
— Пшё-о-ол! — Юрия со связанными за спиной руками взашей вытолкали за дверь.
Здесь пути наших друзей расходятся. Надолго ли? Одному Вааглу известно! Ибо будущее не подвластно человеку, чем бы кто ни тешил свое самолюбие. Будем стараться по возможности хоть бы не терять их из виду. Гм… Надеюсь, получится.
— Эй, люди, кто-нибудь! Грхм! Трактирщика сюда подать! Ж-ж-живо! Шевелитесь, кар-р-ростово отродье!
Ещё по пути сюда, в «Первый Мечник», на лицо грозный, в действительности же трусоватый и вероломный человечишко, сержант Гаал уготовил несчастному Врууму страшную участь. Дурак, дурак, а хитрый! Ведь, ежели детально разобраться, жизнь господина начальника стражи висела отныне на тонюсеньком волосочке! И он, что не удивительно, прекрасно это понимал! Виданное ли дело — вражеский лазутчик?! А потому размышлял о судьбе своей нелёгкой уже с того самого момента, лишь только в караулку ворвался смертельно перепуганный Моорек — конюший Претона, из сбивчивых показаний коего явственно следовал вопиющий факт присутствия где-то поблизости кровожадного чужеземца, предположительно — гемурского шпиона, безжалостно ломающего хребты несчастным горожанам и разящего всех почём зря направо и налево — аж страшно себе представить! — длиннющим, самым что ни на есть «огненным» мечом! О как!
Поскольку же не кто иной, а именно начальник стражи отвечает за безопасность и спокойствие горожан, выходило, что конкретно его, сержанта Гаала, преступная беспечность и явилась, по существу, первопричиной творящихся ужасных бесчинств. Да-а-а уж… «Огненный» меч этот ещё идиотский мифический на его голову! Откуда бы в Карсте ему взяться, а? Чушь какая-то собачья! Спьяну померещилось, не иначе! Впрочем, в подобные чудеса верилось меньше всего. И вообще, легко б отбоярился, особо не заморачиваясь, послал бы бойцов прогуляться туда-сюда, и дело с концом. Но!
Во-первых, судя по тревожным слухам, убит достопочтенный Мхеер — писарь Его Превосходительства, и это уже крайне серьёзно, а во-вторых, конюший, как ни странно, был абсолютно трезв, что более всего удивляло и настораживало. Пришлось тащиться с патрулём через весь город. Зима, ночь, пронизывающий до костей северный ветер. Представляете себе? Кошмар!
Отметим, что хоть и маловато, прямо скажем, извилин бороздили мозг предводителя доблестной карстийской стражи, пара-тройка функционировали довольно исправно. Первая, разумеется, у кого что отжать, урвать, вторая — как бы где не огрести, не спалиться по недомыслию. Третья — резервная — по обычаю, отдыхала под паром. Две рабочие извилины, не переставая, боролись промеж себя, всякий раз побеждая с переменным успехом, тем самым обеспечивая бравому усачу вполне достойную, по здешним меркам, житуху и некий, чуть выше среднего, социальный статус. И это бескрылое приземлённое полуживотное существование полностью устраивало нашего сержанта.
Однако в условиях подозрительного жестокого Средневековья цена любой, тем паче служебной, оплошности слишком высока — человеческая, пусть и зряшная, никчёмная, какая-никакая, но всё же жизнь. Поэтому в сложившейся ситуации превалировала, ясный пень, извилина номер два. Она-то и напрягалась всю дорогу, судорожно генерируя многочисленные версии ухода от конкретной ответственности.
На словах — сколько угодно! Общественное порицание, замечание, выговор, строгач с занесением — только в кайф! Даже столб позорный стерпится. Засветло, главное, своё успеть отстоять, ибо здесь на ночь караул снимают, умышленно оставляя приговорённого на произвол судьбы в лице толпы глумящихся подонков, отбросов общества, опущенных, озлобленных на весь мир, жаждущих вызвериться хоть на ком-то беззащитном. И поскольку шанс им такой в последнее время выпадает редко… О-о-о-о! Представить страшно, чем это, вернее всего, обернётся. До утра ведь высока вероятность и не дожить, без заступников-то! Хоть бы родственники какие, друзья… Касаемо же кнута, раскалённых щипцов, щекотушек всяческих, анальных груш, иных милых безделушек… Нет уж! Увольте!
В этой связи неоднократно упоминаемый Моореком трактирщик Вруум самолично, по его же собственному признанию, умудрившийся доставить злоумышленника прямёхонько в город, минуя все посты, с преступным умыслом ли, по недосмотру халатному — без разницы, донельзя лучше вписывался в общую картину чинимых злодейств и беспредела как пособник врагов Карсты. Да что там пособник, организатор и идейный вдохновитель! А самое главное, когда б всех шпионов и предателей быстренько выявить, изловить, заточить в темницу и хорошенько выпотрошить, то, вероятнее всего, факт их нелегального проникновения в город особо пристального внимания ни у кого не вызовет. По крайней мере, надежда, хоть и призрачная, но имелась на то.
Хм… Выбить же из хлипкого кабатчика нужные признания большого труда явно не составит. Вот так, в тесной сержантской голубятне, и возник коварный план полнейшей дискредитации нашего старинного знакомого — Роланда, дабы самому счастливо избежать неминуемых «дружеских» объятий глубокоуважаемого сеньора Раага. От же гнида служивая! Не срослось, в замыслах грязных своих маленько пообшибся он. Подвела извилина, понимаешь, всего не проинтуичила.
— Наконец-то! Где тебя носит, голубчик? — криво ухмыльнулся. — Тоже, бедолага, на орехи досталось?
Видок у Роланда и впрямь не первой свежести: весь в грязи, запёкшаяся кровь на лбу, под глазом синячище, в общем, потрёпанный. Весьма. Одежда тоже не столь опрятна, мягко говоря, как буквально ещё пару часиков назад. Табачищем разит! Кроме того, наш хитрый бош периодически содрогался телом, пучил глаза и конвульсивно тряс головой, довольно правдоподобно изображая обширную травмированность организма. Кацбальгеры же, несмотря ни на что, при хозяине…
— Молчать изволите? Гр-р-рхм! Хамишь?! Ну-ну! Неуважение к представителю власти, кар-р-ростово отродье! — огляделся по сторонам, заметил, наконец, выбитые двери, окна. — Святая Мандрака! Что у вас тут произошло?! Взрыв?!! Откуда?
— Похоже, какой-то пьяный гренадёр с гранатой баловался. Теперь нипочём и не узнать, какой. В фарш!
— Скорее похоже на артиллерийскую дуэль, трактирщик! Тебе не кажется?
— Вам оно виднее, — угрюмо констатировал Рол.
— Не шибко-то ты любезен, я смотрю, дражайший Вруум! Гм… Скажи-ка, в каких сношениях состоишь ты с… мнэ-э-э… Как, кстати, звать-то его? Этого бугая… Эй! Зарруга! Ты вообще слышишь меня?