Ней пытается увильнуть, но в конце концов, вместо того чтобы окружать неприятеля, атакует Блюхера в лоб. Он набрасывается, как горный обвал, докатывается до Вуршена, но, к сожалению, ему не удаётся перерезать линию отступления союзников. Позже маршал объяснит: «Чтобы соединить мой правый фланг с Вашим Величеством, я должен был опрокинуть всё, что стояло передо мной. <…> Не имея возможности ввести в действие все силы, не привлекая на себя всю мощь противника, я вынужден был временно оставить Прайтиц; [Позже туда был направлен генерал Дельма] происходящее на левом фланге меня интересовало мало с того момента, как там появился корпус генерала Лористона, и я приказал дивизиям Дельма, Альбера и Рикара, а также лёгкой кавалерии идти прямо на высоты, [Пушки, установленные на флангах колонн Нея подавили вражеский огонь] приближение моих основных сил заставило неприятеля отступить, дело было выиграно». Однако Ней не мог знать, что, маневрируя своими дивизиями, он открывал выход из ловушки, поставленной Наполеоном; Блюхеру удалось уйти без особо тяжёлых потерь.
Всегда легко воспроизводить и комментировать сражения уже после того, как они состоялись. Возможно, Жомини немного злоупотребляет этим приёмом, когда пишет: «Если бы Ней безукоризненно исполнил приказ, данный Наполеоном в 8 часов утра, участь большей части вражеской армии была бы предрешена. Получается, что спасение Империи зависело от мгновения слабости самого храброго из военачальников».
4 июня воюющие стороны подписывают перемирие, во время которого деморализованные маршалы Наполеона непрерывно говорят о нехватке личного состава. Это единственная жалоба, которую они себе позволяют в присутствии Императора. Но мысленно Ней видит будущее в мрачных тонах: «Мы ещё добиваемся успеха благодаря нашей стойкости, но в машине нет больше ни силы, ни единства; нам нужен мир, чтобы всё реорганизовать». Тем не менее 14 августа 1813 года он пишет Наполеону совсем в другом тоне: «Никто из ваших высших офицеров не сомневается в успехе кампании, на нашей стороне преимущество умелого командования, единство действий, а также — что не менее важно — верность и личная заинтересованность». Мол, его кровь воина по-прежнему горяча. С другой стороны, Лютцен и Баутцен показали, что наполеоновский гений остаётся прежним, что не далёк час повторения Ваграма, — почему бы не верить во всё это? Ней, готовый с этого момента навести пушки на тех, кто хочет стать могильщиком Великой Империи, предаётся мечтам: если бы войска имели больший военный опыт, можно было бы «идти на Моравию, чтобы зайти в тыл всем австрийским армиям и перенести театр военных действий в центр австрийского государства, не исключено, что такой маневр может быть осуществлён позже, в результате военной победы».{321}
Без сомнения, Нея нельзя отнести к самым разочарованным маршалам, хотя предательство Жомини ударило прямо по нему. Ясно, что присутствие этого серого кардинала обременяло Нея, но, когда проходило ослепление, вызванное приступом гнева, он признавал реальные способности того, кого называл «мой упрямый швейцарец». Раздражённый как бесконечной ненавистью Бертье, так и иллюзорными утешениями, включая последнее назначение в помощники Нея, Жомини решает перейти Рубикон, растоптать наполеоновские знамёна и перейти в лагерь союзников, повторяя, чтобы оправдаться: «Я не француз!» Будучи искренне привязанным к своему маршалу, но не желая навсегда остаться в тени другого, лишая себя возможности официального признания, он пишет Нею, стремясь оправдать свой поступок: «Отдаю себе отчёт, что обязан Вам, Вашему доброму ко мне отношению, Вашей поддержке, которая в определённый момент сильно помогла мне достигнуть определённой известности. <…> Полагаю, что вернул свой долг при Ульме и Йене, в Польше, в Тироле, в Испании и в ходе последней кампании. Я выполнил всё, что должен был сделать, хотя мог бы быть ещё полезнее, если бы этого хотели другие. <…> Последние эпизоды показали, что Ваше Превосходительство не ценило мои душевные порывы, не придавало большого значения моей службе и не желало видеть меня подле себя».
С Моро и Бернадотом Жомини образует опасный антинаполеоновский триумвират, которому были известны сильные стороны Великой армии и — что ещё важнее — её главная слабость — полная зависимость от Императора. Триумвират не перестаёт повторять русскому царю, что удары нужно направлять туда, где нет Наполеона, стараться атаковать его военачальников поодиночке. Через короткое время Ней на себе почувствует правильность этих советов. По мнению маршала Макдональда, генерала Сарразена и других, Жомини передал союзникам французские планы кампании. Представляется, что это не совсем верно, тем более что швейцарский стратег не имел доступа к значительному числу документов и писем, которые хранил Ней, о чем маршал не преминул сообщить Наполеону на другой день после перехода Жомини на сторону противника.