– …! – искренне, но совершенно непечатно воскликнул, оторвавшись от чтения рапорта, полковник Краузе. – Не война, а какое-то сумасшествие… Что там случилось? – обратился он к лейтенанту.
– По всей видимости, русские напали. Характерные ранения пистолетными пулями сорок пятого калибра говорят о том, что они снова применяли оружие с глушителями. А те выстрелы были произведены кем-то из бойцов Вермахта. Кем конкретно, сейчас сложно сказать. Но винтовочные гильзы мы нашли. После чего противник заминировал местность и отошел. Мы обнаружили несколько прикрывающих постов. Так что если бы мы поспешили с патрульной группой, то наткнулись бы на пулеметный огонь.
– Седьмое нападение за неделю! По корпусу уже начали ходить мрачные слухи… – пробурчал майор, присутствующий в кабинете. Но полковник никак не отреагировал.
– Это был последний ремонтный взвод в дивизии. Почему не был исполнен приказ об усилении охраны военных объектов в тылу действующей армии? Не успели выделить охранение?
– Герр полковник. Оно было выделено сразу же после получения приказа и еще вчера должно было заступить на дежурство, но не успело добраться. Очередная диверсия. Их обстреляли из леса и сильно повредили грузовики.
– …! – И снова полковник в весьма экспрессивной и труднопереводимой форме выразил свое отношение к происходящему. – Оборудование ремонтного взвода пострадало?
– Все уничтожено, герр полковник. Его целенаправленно минировали. Плюс ряд хитро поставленных направленных фугасов. Все остальное – это либо ручные гранаты, подложенные под трупы, либо противопехотные мины. – Вместо ответа полковник просто раздраженно махнул рукой, давая понять, что «аудиенция завершена», и после выхода лейтенанта задал майору риторический вопрос: – И как в такой обстановке работать? Ведь эти гады строевые части стороной обходят. Только по тыловикам бьют…
– Ну почему обходят? – возразил майор. – Батальон Германа позавчера обстреляли. В четыре пулемета и три ротных миномета. А когда наши солдаты добрались до позиций противника, их ждало только несколько противопехотных мин-лягушек вместо давно отступивших солдат противника. Итог – сорок семь человек чистой убыли. Плюс два грузовика сильно повреждено.
– … – Полковник грязно выругался. – Как с этими варварами вообще воевать?
– Никак, – усмехнулся майор. – И ты это не хуже меня понимаешь. Мы связались не с теми. Да и не варвары они. По крайней мере, я в это не верю. Вон передовые части пытаются выбить их линейные части с позиций, но безрезультатно. Они просто перемалывают наши войска, как жернова. Причем ни о каком безумном героизме я не слышал. Напротив, хитрят постоянно и мудрят. Ловушки, артиллерийские засады, ночные минные постановки, обходы и так далее. Но не трусы, если их прижать – дерутся до последнего. Три дня назад встретился с Куртом Краусом. Ты его еще по Чехословакии должен помнить. Так вот он рассказал о небольшом эпизоде, произошедшем неделю назад. Там в ходе этой бесконечной карусели удалось окружить одну из мобильных групп, работающих из засад и минирующих бесконечно все и вся. Случайно в общем-то. Там подвернулась одна из рот батальона, передислоцировавшегося на левый фланг дивизии. Результат: пять трупов диверсантов и тридцать два – наших солдат. И ни одного пленного! Последний из русских, уже раненный, успел подорвать гранатой и себя, и двух наших, которые пытались его взять. Вряд ли варвары в состоянии так воевать. Не верю я в это.
– А во что ты веришь? – нехорошо прищурился полковник Краузе.
– Хм. Вспомни Польшу. Вспомни Норвегию. Вот в это я верю. Вместе мы были непобедимы. А после того как их маршал увел у Гитлера его любимую актрису, начался натуральный бред. Ты этот вздор, что вещает нам Геббельс, слушаешь? Соотносишь с тем, что мы с тобой каждый день видим?
– Так еще больший бред получается. Тем более что у Гитлера была и есть женщина.
– Допустим. Отчего же тогда был тот скандал? Влюбилась баба, уехала к мужу. Что в этом странного? Зачем так нервничать? И ведь вся грязь на русских полилась сплошным потоком совсем недавно. А ведь если бы не они, то не видать нам было ни разгрома Польши, ни Франции. Мы ведь с тобой во время Польской кампании хлебнули по полной программе. Помнишь, как в одиночку на семерых поляков ходили? – усмехнулся майор.
– Не утрируй.
– А что я утрирую? Тяжело нам было. Не готовы мы были штурмовать эти укрепленные города.
– На войне всегда тяжело. И, потоптавшись, мы бы пошли дальше и разбили их.
– Безусловно. Но сколько бы немцев при этом полегло? И кстати, ты помнишь, как воевали против поляков русские? Они не лезли в тупые и бессмысленные штурмовые атаки. Просто блокировали, обходили и… И вообще. Неужели нам с ними было плохо в союзе? Ничего подобного я не помню. Так что мы разругались? Из-за их «расовой неполноценности»? А почему же раньше мы об этом молчали? Все-таки я думаю, наш фюрер просто приревновал их маршала к нашей актрисе. Кто его знает, какие отношения у них там были, да только грязь вся эта началась после той свадьбы.