После вручения ордена Константин Константинович сказал командарму Малиновскому:
— Спасибо за выручку.
— Это вас нужно благодарить, Константин Константинович, за уничтожение такой группировки врага.
Ликвидировать окруженного у Волги врага Донскому фронту удалось только 2 февраля 1943 года. А тремя днями раньше пленили немецкого фельдмаршала Паулюса.
Это был высокий и худой человек с манерами вымуштрованного военного. Его глаз и щека нервно подергивались, а пальцы рук выстукивали о стол дробь. Было видно, что он потрясен пленением, с трудом отвечал на вопросы. Старшим на допросе был представитель Ставки маршал артиллерии Воронов, но Паулюс то и дело переводил взгляд на моложаво выглядевшего Рокоссовского, словно пытался разгадать этого человека, полководца, сумевшего с подчиненными ему доблестными войсками взять в плен 24 генерала во главе с ним, фельдмаршалом Паулюсом. Ту же участь разделили 2500 немецких офицеров, 90 тысяч солдат. Неисчислимыми были и трофеи.
В те дни генералу поступило много поздравлений. И было одно — от тюремного начальника петербургских «Крестов», где он провел почти три тяжелейших года. Прочитав, Константин Константинович разорвал бумагу. Без улыбки произнес: «Рад стараться, гражданин начальник!»
Разгром фашистов на Волге знаменовал начало коренного перелома в Великой Отечественной и во всей второй мировой войне.
Несмотря на имевшие место серьезные ошибки, Сталинградская битва — одна из любимейших операций Константина Константиновича.
После войны он посвятил много времени ее критическому осмыслению, возглавил большой научный коллектив военных историков и ученых. В результате этой работы в 1965 году в свет вышел объемистый труд «Великая победа на Волге».
На основе всестороннего изучения архивных документов, а также литературных источников в нем было дано наиболее полное описание оборонительных и наступательных операций битвы. Наряду с обобщением положительного опыта в книге были вскрыты просчеты, допущенные Верховным Главнокомандованием и военачальниками. Главным редактором труда являлся маршал К. К. Рокоссовский.
ПО ДОРОГЕ К ЕЛЬЦУ
4 февраля 1943 года генерал-полковника Рокоссовского срочно отозвали из Сталинграда в Москву.
— Решением Ставки вы назначены командующим войсками вновь созданного Центрального фронта, — объявили ему. — Фронту определена в летней кампании решающая роль в битве у Курска. Срочно выводите войска и свой штаб к Ельцу.
Путь к Ельцу лежал через Ровеньки. Когда-то эта слобода была приписана к Воронежской губернии. Как следовало из старинных путеводителей, она имела немногим более восьми тысяч жителей, церковно-приходскую и земскую школы, больницу. А достопримечательностью являлась церковь, построенная чуть ли не Алексеем Михайловичем Романовым — одним из первых российских царей. С приходом советской власти белокаменную красоту порушили, а сам храм превратили в хранилище зерна.
Все это я узнал от Георгия Константиновича Карасева — в прошлом жителя Ровеньков, ныне ростовчанина, кандидата наук.
В феврале 1943 года ему, тогда десятилетнему мальчугану, удалось близко видеть Рокоссовского, и цепкая детская память навсегда сохранила впечатление о том дне. Вот его рассказ.
Февраль в тот год выдался морозным, снежным, сугробы — под самую крышу крытых соломой хат. Лишь наш дом, Карасевых, где жили учителя школы Константин Петрович и его жена Валентина Дмитриевна, был бревенчатым, с крашеной железной крышей. Находился он неподалеку от церкви, что возвышалась в центре слободы. Хозяин жилище оберегал, его мечтой было устлать земляной пол комнат досками.
Видимо, наше бревенчатое строение и привлекло внимание в то морозное утро прикативших на автомобилях военных. Деловито-разбитной майор в добротном полушубке и фетровых валенках-бурках, войдя в дом, по-хозяйски осмотрелся, прошелся на чистую половину, в горницу, заглянул в закуток, где дремал дед.
— Придется до вечера вас побеспокоить. Потеснить маленько. Не возражаете?
— Да что вы! Пожалуйста! Мы всегда готовы, — отвечала мама. — Мой муж сам в армии.
Отца — директора школы — в прошлом году призвали, и он находился на Дальнем Востоке.
Меж тем в воротах двора замаячил часовой, еще один — в задней части двора, где был в плетне лаз на соседнюю улицу. Маму предупредили, что вход и выход со двора запрещены.
— И мальчишкам о том скажите, — майор строго поглядел на меня и старшего братишку.
Жарким огнем пылала печь, кипела в кастрюлях вода, сноровисто священнодействовал повар в белом колпаке и клетчатом переднике. Потом на кухню стали заносить коробки с яркими наклейками, ящики, бидоны, посуду и еще какие-то упаковки. В горнице стали устанавливать столы, покрыли их скатертью, расставили посуду.