Симбирскую операцию предполагалось начать в середине августа. Но уже б-го числа белогвардейцы и интервенты после горячего боя овладели Казанью.
М. Н. Тухачевский в тот день находился в Кузнецке – в 20-й Пензенской дивизии, и поток телеграмм от И. И. Вацетиса и С. И. Аралова, требовавших немедленного наступления на Симбирск, обрушился на меня. Я отдал ряд предварительных распоряжений Г. Д. Гаю и донес об этом командарму.
Михаил Николаевич поспешно покинул Кузнецк. В штарме он задержался только для того, чтобы подписать оперативный приказ, и сейчас же проследовал в Чуфарово, в штаб Симбирской Железной дивизии.
8 августа Железная перешла в наступление. Однако первая наша попытка освободить Симбирск не увенчалась успехом. Прибывшая из фронтового резерва Курская бригада, не успев еще полностью разгрузиться, на станции Охотничья подверглась артиллерийскому обстрелу и бомбежке с воздуха. Этого оказалось достаточно, чтобы бойцы в панике разбежались. Их с трудом удалось остановить лишь в районе станции Выра. А тем временем противник значительными силами стал нажимать на левый фланг Железной. Несмотря на то, что правофланговые ее части, успешно продвигаясь вперед, уже выходили на ближние подступы к Симбирску, положение здесь складывалось катастрофическое.
Тухачевский сам прибыл на станцию Охотничья. Общими усилиями паника была предотвращена, порядок восстановлен. Однако о возобновлении наступления пока что не приходилось и помышлять.
Командарм приказал всей дивизии вернуться в исходное положение. При отходе наибольшую дисциплинированность проявил 2-й Симбирский полк (командир М. Д. Великанов, комиссар Н. М. Шверник).
Неудача наступления одних повергла в уныние, других ожесточила. К нам прибыл страшно разгневанный член Реввоенсовета Востфронта П. А. Кобозев. Вспомнилась почему-то история с Муравьевым, и всю вину свалили на «золотопогонников». Кобозев, а заодно с ним и Калнин грозили Михаилу Николаевичу арестом.
Член Реввоенсовета, находившийся в большой дружбе с Г. Д. Гаем, требовал передачи в руки последнего командования армией. Он писал и тут же рвал телеграммы Вацетису и Троцкому.
Все это происходило в салон-вагоне командарма, но Михаил Николаевич сохранял присутствие духа и молчал. На его защиту встал Куйбышев. Валериан Владимирович предложил спокойно обсудить причины неудачи и принять меры к их устранению.
Слово было предоставлено Михаилу Николаевичу.
Причину нашего вынужденного отхода от Симбирска командарм усматривал прежде всего в недостаточной дисциплинированности, а также в слабом авторитете многих младших и средних командиров. Другой причиной Тухачевский считал все еще не изжитую подозрительность к военспецам. При этом он напомнил, как чуть ли не накануне операции ставился на голосование вопрос: давать или нет оружие командирам из бывших офицеров?
– Такое отношение, – говорил Михаил Николаевич, – не только оскорбительно, оно еще и связывает командира, лишает его смелости, инициативы.
Наконец, Тухачевский указал на то, что Симбирская Железная дивизия вынуждена была выступить, не закончив реорганизацию.
Совещание проходило довольно бурно, однако благодаря такту Михаила Николаевича и принципиальности В. В. Куйбышева на нем в конце концов по-деловому были обсуждены все вопросы, связанные с подготовкой нового наступления на Симбирск.
Оно возобновилось только 9 сентября. Говорю «только» потому, что Троцкий, курсировавший в то время по Восточному фронту, а вслед за ним и Вацетис, угрожая Михаилу Николаевичу трибуналом, опять требовали немедленного освобождения Симбирска. Но тут вмешался В. И. Ленин. После переговоров с ним Валериана Владимировича Куйбышева позвонил С. И. Аралов и передал, что Владимир Ильич требует привести армию в полный организационный порядок и только тогда приступать к решительным действиям.
Началась напряженнейшая работа.
Для удобства управления войсками штарм из Инзы перебрался в Пайгармский монастырь под Рузаевкой. Сам Михаил Николаевич в сопровождении большой группы командиров штарма выехал в Симбирскую Железную дивизию и организовал там глубокую разведку.
Политотдел армии развернул активную агитацию. В ней приняли также участие местные партийные организации. Широкий размах приобрела политработа среди крестьянства, и это обеспечило успешное проведение мобилизации. Наши части получили значительное пополнение. Теперь Симбирскую Железную дивизию характеризовали следующие цифры: активных штыков – 3602, сабель – 188, пулеметов – 114, орудий – 19.
30 августа до нас долетела весть о предательском покушении на жизнь Владимира Ильича. Она произвела на всех самое тяжкое впечатление. Только стойкость и закаленность таких испытанных большевиков, как В. В. Куйбышев, О. Ю. Калнин, Н. М. Шверник, Самсонов, Шуватов, объединивших вокруг себя молодых членов партии, помогли преодолеть растерянность. Михаил Николаевич в эти дни много раз выступал на митингах и призывал бойцов отомстить за раны, нанесенные Ленину.
Через неделю с небольшим наши войска перешли в наступление. В основе их действий лежал прежний замысел. Но были внесены и некоторые добавления.
К этому времени на пополнение армии прибыл 5-й Курский полк. Его Тухачевский оставил. в своем резерве. Кроме того, в распоряжении штарма находился отдельный кавалерийский дивизион под командованием старого большевика, офицера военного времени Петра Михайловича Боревича.
Этим двум частям предстояло совершить глубокий рейд от станции Чуфарово через Алгаши и Ногаткино с тем, чтобы к моменту атаки Симбирска главными силами куряне нанесли удар по правому флангу противника, а кавалеристы отрезали ему пути отхода на север. 5-й Курский полк шел в рейд частично на грузовых машинах, но главным образом на крестьянских подводах.
Симбирская операция, как и последующая Сызрано-Самарская, достаточно полно освещена в «Истории гражданской войны в СССР», в монографиях и мемуарах. Я хочу коснуться только некоторых ее моментов, характеризующих Тухачевского как военачальника.
На протяжении всей операции он вместе с О. Ю. Калниньш находился непосредственно в частях на самых ответственных участках. Неприязненное отношение Оскара Юрьевича к Михаилу Николаевичу здесь исчезло. В боях под Симбирском между ними установилась крепкая дружба на многие годы.
Ставя дивизии Гая задачу на овладение Симбирском, М. Н. Тухачевский считал ее ближайшей. Последующая же заключалась в выходе на левый берег Волги. В соответствии с этим перед штурмом Симбирска он дал указание начдиву, чтобы войска, не задерживаясь в городе, немедленно спускались к Волге и форсировали ее. Гаю вручили также инструкции о соблюдении дивизией строжайшей революционной дисциплины при вступлении в город. Инструкция содержала предупреждение о суровом наказании за дискредитацию высокого звания воина Красной Армии.
Уже в Симбирске Тухачевский поручил М. Н. Толстому, назначенному начальником инженеров армии, разработать план создания вокруг города фортификационных сооружений по типу крепостных. Предполагалось превратить Симбирск в крепость, и командир полка тов. Воробьев назначался ее комендантом.
В те же дни Михаил Николаевич проводит долгие часы с состоящим при нем для особых поручений бывшим морским офицером В. П. Потемкиным, обсуждая технические возможности вооружения пассажирских пароходов, барж, буксирных пароходов. Начинается призыв речников в формируемую Волжскую военную флотилию. Эту работу возглавляет комиссар флотилии Л. Е. Берлин.
Переправа через Волгу оказалась нелегкой. Подожженная белогвардейцами баржа с хлебом и пожары в городе озаряли реку. Белогвардейская артиллерия вела огонь по правому берегу. Но все же дивизия форсировала Волгу и продвинулась почти до Мелекесса.
Тем временем отступавшие из-под Казани чехословацкие части и отряд Капеля выходили на Волго-Бугульминскую железную дорогу. На помощь симбирской группировке противника спешили резервы из глубокого тыла. Белогвардейцам удалось вынудить Симбирскую Железную дивизию перейти к обороне.