К нашей радости, командующий ничего не забраковал в этом батальонном районе. Но и от одобрения воздержался.
Докладывая по следующим батальонным районам, я стал несколько смелей, хотя Тухачевский все чаще и чаще вносил свои поправки. В конце он спросил:
– Какие соединения предназначены для обороны УРа и полевых позиций?
Я назвал номера. Тухачевский приказал доложить их расположение внутри УРа и очень остро поставил вопрос о форсировании строительных работ, обязал нас немедленно заняться обучением войск в предназначенных для них районах.
Потапов доложил, что на текущий 1928 год округу не ассигновано для этого достаточных денежных средств, недостает рабочей силы и транспорта. Тухачевский тут же распорядился, чтобы инженеры произвели тщательные расчеты, что им конкретно требуется.
– Будем надеяться, что ни нарком, ни Сергей Миронович нам не откажут, – заключил он.
Забегая вперед, скажу: Михаил Николаевич довел это дело до конца, и один из важнейших УРов на подступах к Ленинграду очень скоро был приведен в состояние боевой готовности.
В дальнейшем мне доводилось неоднократно выезжать с Тухачевским в другие УРы, прикрывающие город. Он всегда оценивал их с позиции возможной агрессии западных государств. Причем имел в виду не только те средства борьбы, которыми эти государства уже располагали, но и те, которыми могли располагать, по крайней мере, в ближайшие три года.
При поездках на границу он неизменно интересовался также условиями сосредоточения и развертывания наших дивизий для начальных операций. Однажды мы прибыли в район, намеченный для выгрузки и сбора войск. Михаил Николаевич осмотрел станции и прилегающую местность, выслушал доклад, а потом спросил:
– Проверку с войсками здесь проводили?
– Только на картах, – ответил я.
– Жаль. Надо сделать на местности. Но без лишних затрат.
Одновременно М. Н. Тухачевский пристально следил за мобилизационной готовностью и боеспособностью соединений второй очереди. Там тоже проводились тактические учения, проверялось умение личного состава вести боевые действия в современных условиях. И скидок не делалось никаких. Хорошо помню, как встревожился Михаил Николаевич, обнаружив в одной из таких дивизий неудовлетворительное состояние боевой подготовки:
– Вводить ее в бой – преступление. Она не решит своих задач и сгорит в первый же день…
Тухачевский немедленно освободил командира этой дивизии и выдвинул на его место Г. А. Ворожейкина, нынешнего маршала авиации.
Но даже и при таких острых ситуациях Михаил Николаевич держал себя ровно, был корректен, внимателен к людям и справедлив. Спокойствие и выдержка никогда не изменяли ему. Эти же качества настойчиво культивировались им у командного состава всех степеней.
Однажды на учениях Тухачевский услышал, как командир дивизии «распекал» кого-то из подчиненных.
– Вы всегда так разговариваете с младшими по должности? – удивился Михаил Николаевич.
Комдив попробовал отшутиться:
– Хотел, чтобы запомнил на всю жизнь.
– Боюсь, что вам тоже придется надолго запомнить этот случай. Военный совет рассмотрит ваше недостойное поведение. Вы уронили авторитет командира Красной Армии. Ваша грубость и брань послужили дурным примером для других…
Михаил Николаевич терпеть не мог грубиянов, лгунов, подхалимов, очковтирателей. Зато любил и ценил тех, кто без шума и трескотни делал свое дело. Опора на коллектив для него была не фразой, не общим местом, а основным принципом работы. Иначе он не мог, не умел. Потому-то люди так охотно шли за ним, вкладывали всю душу в выполнение любого его задания.
Да и задание-то он умел дать как-то по-особенному. Оно не было в тягость исполнителю, даже если выходило за рамки его прямых служебных обязанностей. Я не раз испытал это на себе.
Запомнился вызов к командующему в январе 1929 года. Как всегда, приветливо поздоровавшись, Михаил Николаевич начал без лишних слов:
– На меня возложено руководство комиссией по разработке Полевого устава. А мне хотелось бы привлечь к этой работе вас. Надо обеспечить перепечатку материалов, их рецензирование. Согласны? Но только не в ущерб своей основной работе.
– Постараюсь, товарищ командующий.
– Ну и отлично. Тогда – за дело.
Тут же мне были вручены списки авторов и рецензентов, и с этого дня я, что называется, с головой ушел в работу уставной комиссии.
Некоторые главы от начала до конца Тухачевский писал сам. Я видел, как тщательно подходил он к этому, как изучал все изменения в тактике, читал и перечитывал специальную литературу. Не менее скрупулезно подходил Михаил Николаевич и к редактированию написанного другими авторами.
Любопытная деталь: чтобы на мнение рецензентов никак не влияло должностное положение авторов, Тухачевский запретил при перепечатке рукописей на машинке оставлять чьи-либо подписи.
В рецензировании и в проверке некоторых статей нового устава проигрыванием участвовала большая группа командиров окружного аппарата, а также командиры соединений. Их точки зрения не всегда совпадали. Но Тухачевский не боялся разногласий, не уклонялся от споров. Он любил, когда люди смело отстаивали свои мнения, никого не подавлял собственным авторитетом. С благодарностью принималось им любое дельное предложение и обязательно брался на заметку толковый советчик.
В ходе одного из таких споров Михаил Николаевич поручил мне собрать материалы, наши и заграничные, по воздушным десантам и подготовить реферат на тему: «Действие воздушного десанта в наступательной операции». В установленный срок – ровно через два месяца – я положил на стол командующему свою работу со схемами и расчетами на транспорт и боевую авиацию. Он внимательно ознакомился с ней и спустя несколько дней сказал мне:
– Проделано немало. Вы могли бы уже выступать с этим рефератом перед квалифицированной аудиторией. Но давайте проверим проигрыванием и ваши расчеты и заодно некоторые теоретические положения.
С моим участием группой командиров штаба и окружных управлений было подготовлено учебное задание на десантирование бригады и действия ее в оперативной глубине обороны противника. Тухачевский лично откорректировал это задание и предварил проигрывание кратким вступительным словом. Он вел речь о неизбежном изменении в соотношении родов войск, в технической их оснащенности, в подвижности и маневренности. Он предвидел появление совершенно новых соединений и даже объединений – бронетанковых, механизированных, воздушнодесантных. Он зримо представил всем участникам проигрывания, какой характер и размах будет носить наступательная операция в будущей войне.
В простоте душевной я полагал, что на том проигрывании моя «воздушнодесантная миссия» и окончится. Но не тут-то было. Михаил Николаевич возложил на меня работу по организации нештатного воздушнодесантного отряда для проверки некоторых вопросов десантирования теперь уже на практике. Меня командировали на аэродром, потом в так называемое остехбюро, во главе которого стоял В. И. Бекаури. И тут я убедился, как много уже сделано по указаниям М. Н. Тухачевского для выброски и высадки крупных десантов.
Бекаури сконструировал специальные приспособления, позволявшие подвешивать под плоскости самолетов ЮГ-1 и ТБ-1 мотоциклы с колясками марки «Харлей Девидзон», а под фюзеляжем ЮГ-1 размещался легковой автомобиль с радиостанцией, или бронеавтомобиль ГАЗ-А, или даже танкетка типа Т-27.
Начались тренировки в погрузке и разгрузке материальной части, отработка взлета и посадки самолетов в условиях нарушившейся обтекаемости. Этим лично руководил начальник ВВС округа П. X. Межрауп, а ближайшими его помощниками были командиры тяжелой авиации А. А. Житов, П. Г. Алексеев и другие. В то же время начальник парашютно-десантного бюро П. И. Гроховский подготавливал выброску живой силы и грузов на парашютах.