В моих беседах с Молотовым на его даче заходил разговор о репрессиях. Однажды я спросил:
— Неужели у вас не возникали сомнения, ведь арестовывали людей, которых вы хорошо знали по их делам еще до революции, а затем в гражданской войне?
— Сомнения возникали, однажды я об этом сказал Сталину, он ответил: «Поезжайте на Лубянку и проверьте сами, вот с Ворошиловым». В это время в кабинете был Ворошилов. Мы тут же поехали. В те дни как раз у нас были свежие недоумения по поводу ареста Постышева. Приехали к Ежову. Он приказал принести дело Постышева. Мы посмотрели протоколы допроса. Постышев признает себя виновным. Я сказал Ежову: «Хочу поговорить с самим Постышевым». Его привели. Он был бледный, похудел и вообще выглядел подавленным. Я спросил его — правильно ли записаны в протоколах допроса его показания? Он ответил — правильно Я еще спросил — «Значит, вы признаете себя виноватым?». Он помолчал и как-то нехотя ответил: «Раз подписал, значит, признаю, чего уж тут говорить…». Вот так было дело. Как же мы могли не верить, когда человек сам говорит?
В другой раз я спросил Молотова о «заговоре» Тухачевского.
— Крупнейшие военачальники, в гражданской войне столько добрых дел свершили, вы всех хорошо знали, не было ли сомнения насчет их вражеской деятельности?
Молотов твердо и даже, я бы сказал, жестко ответил:
— В отношении этих военных деятелей у меня никаких сомнений не было, я сам знал их как ставленников Троцкого это его кадры. Он их насаждал с далеко идущими целями, еще когда сам метил на пост главы государства. Очень хорошо, что мы успели до войны обезвредить этих заговорщиков, если бы это не сделали, во время войны были бы непредсказуемые последствия, а уж потерь было бы больше двадцати миллионов, в этом я не сомневаюсь. Я всегда знал Тухачевского как зловещую фигуру.
Кривил душой в этом разговоре Вячеслав Михайлович? Возможно. Потому что был соучастником в репрессиях. Желание отвести от себя вину в его ответах ощущается.
Но познакомьтесь с любопытнейшим совпадением мнения Троцкого с тем, что говорил Молотов. Цитирую из его книги «Сталин» (Троцкий в этом месте пишет о себе в третьем лице, сообщаю об этом, дабы читатели не усомнились в подлинности цитаты):
«Все те, которые возглавляли Красную Армию в сталинский период — Тухачевский, Егоров; Блюхер, Якир, Уборевич, Дыбенко, Федько, — были в свое время выделены на ответственные военные посты, когда Троцкий стоял во главе военного ведомства, в большинстве случаев им самим, во время объезда фронтов и непосредственного наблюдения их боевой работы. Именно они отстояли революцию и страну. Если в 1933 г. выяснилось, что Сталин, а не кто-либо другой строил Красную Армию, то на него, казалось бы, падает и ответственность за подбор такого командного состава. Из этого противоречия официальные историки выходят не без трудностей, но с честью: назначение изменников на командные посты ложится ответственностью целиком на Троцкого: зато честь одержанных этими изменниками побед безраздельно принадлежит Сталину».
Логика на стороне Троцкого. Но и слова Молотова о том, чьи это кадры, Троцкий фактически подтверждает.
Предвижу много возражений по поводу вышеизложенного. Однако, перед тем как будут написаны обвинительные письма в мой адрес, прошу обратить внимание на два обстоятельства: первое — оценки, приведенные выше, не мои, второе — я обещал писать, ничего не утаивая.
Истребление командиров, политработников
В свое время, сокращая расходы на армию и выкраивая деньги на восстановление хозяйства, Ленин говорил в докладе на VIII съезде Советов:
«Мы рассчитываем, что громадный опыт, который за время войны приобрела Красная Армия и ее руководители, поможет нам улучшить теперь ее качества. И мы добьемся того, что при сокращении армии мы сохраним такое основное ядро ее, которое не будет возлагать непомерной тяжести на республику в смысле содержания, И в то же время при уменьшенном количестве армии мы лучше, чем прежде, обеспечим возможность в случае нужды снова поставить на ноги и мобилизовать еще большую военную силу»[4].
Сокращение военных расходов было вынужденной мерой, и практическое ее осуществление привело к тому, что, по словам Фрунзе, «собственно боевых элементов армии» оставалось очень мало. Фрунзе подчеркивал (это было сказано им в 1925 году):
«При таком положении ясно, настоящей армии в истинном смысле этого слова… у нас нет. У нас есть только кадры, только остов будущей армии».
И вот этот действительно остов, состоявший из грамотных, хорошо подготовленных командиров, способных принять на себя развертывание армии на случай войны, почти весь этот остов в период Сталинских репрессий был уничтожен. Более 40 тысяч командиров, от маршалов до командиров полков и ниже, в течение трех лет, 1937-1939 годы, были репрессированы, и большинство из них было расстреляно. Почти все командиры старшего и высшего командного состава имели опыт первой мировой и гражданской войн.
7 июня 1937 года, еще до того, как прошел процесс Тухачевского и других, Ворошилов издал приказ НКО № 072. В нем сообщалось, что с 1 по 4 июня 1937 года в присутствии членов правительства состоялся Военный совет при Народном комиссариате обороны СССР. На заседании Военного совета был заслушан и обсужден доклад Ворошилова о раскрытой НКВД «предательской, контрреволюционной, военно-фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую подрывную вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии». Дальше Ворошилов называл фамилии всех тех, которым еще только предстояло предстать перед судом. В конце приказа говорилось: «Нет уверенности в том, что все заговорщики выявлены».
21 июня 1937 года, после того как состоялся процесс, был издан совместный приказ НКО и НКВД № 082 «Об освобождении от ответственности военнослужащих участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях, добровольно явившихся и без утайки рассказавших обо всем ими совершенном и своих сообщниках». Этот приказ был доведен до всего личного состава армии и флота Напомню также, что Сталин в своих неоднократных выступлениях в 1937 году перед многими аудиториями требовал до конца выкорчевать «врагов народа», «сигнализировать» об их действиях. Само собой разумеется, что после таких приказов и призывов пошел поток доносов, писем, анонимок, которые в НКВД принимали без всякой проверки. Начались повальные аресты.
Военные при службе в частях и при перемещениях из округа в округ, из соединения в соединение всегда получали соответствующие аттестации Эти аттестации давались и подписывались старшими военачальниками. И вот как только этот старший военачальник попадал в тюрьму, то его добрые слова, написанные в аттестации по адресу того или иного подчиненного, воспринимались как похвала «врага народа». Теперь очень легко было приписать любому из командиров связь с «врагом народа», что и делали работники НКВД.
Кроме арестов шла еще чистка армии по политическим соображениям, которой, кстати, занимались и те, кому вскоре предстояло самим стать жертвами репрессий
Так, например, начальник Управления кадров командного состава комкор Б М Фельдман, расстрелянный в июне 1937 года, докладывал в январе этого же года заместителю наркома обороны СССР Я. Б. Гамарнику (застрелившемуся через несколько месяцев) проект документа «О введении условного шифра „О. У“ („Особый учет“. — В. К.) в отношении лиц начсостава, увольняемых по политико-моральным причинам». Если на приказе об увольнении командира из армии стоял этот секретный шифр, такие лица брались «на особый учет с тем, чтобы не приписывать их к войсковым частям, не зачислять в переменный состав территориальных частей, не призывать в РККА по отдельным заданиям и нарядам и не направлять в войска в начальный период войны». С таким шифром были уволены из армии тысячи командиров, и почти все они сразу же по прибытии на место жительства арестовывались, как только местные органы НКВД видели на их документах шифр «О. У.»; он, собственно, был сигналом для ареста.
В конце декабря 1937 года по указанию Ворошилова из округов были затребованы списки на всех немцев, латышей, поляков, эстонцев, литовцев, финнов, корейцев, китайцев и лиц других национальностей, не входивших тогда в Советский Союз. Кроме того, в этом приказе говорилось: «Выявить всех родившихся, проживавших или имеющих родственников в Германии, Польше и других иностранных государствах и наличие связи с ними».