Скромность, на мой взгляд, неразрывно связана со смирением. Отец говорил в беседе с писателем Константином Симоновым: «Я никогда не был самоуверенным человеком. Отсутствие самоуверенности не мешало мне быть решительным в деле. Когда делаешь дело, несешь за него ответственность, решаешь — тут не место сомнениям в себе и неуверенности. Ты всецело поглощен делом и тем, чтобы всего себя отдать этому делу и сделать все, на что ты способен. Но потом, когда дело закончено, когда размышляешь о сделанном, думаешь не только над прошлым, но и над будущим, обостряется чувство того, что тебе чего-то не хватает, того или иного недостает, что тебе следовало бы знать ряд вещей, которых ты не знаешь, и это снова вернувшееся чувство заставляет все заново передумать и решить с самим собой: „А не мог бы ты сделать лучше то, что ты сделал, если бы ты обладал всем, чего тебе не хватает?“» Обычно человеку, тем более маршалу, непросто признаться в том, что ему не хватает каких-то знаний!
Отец никогда не гнался за званиями, должностями, наградами, никогда не делал карьеры. Не завидовал чужим заслугам. Когда в январе 1943 года после прорыва блокады Ленинграда он был (первым во время войны) удостоен звания Маршала Советского Союза, и его разбудили, чтобы сообщить об этом, он просто повернулся на другой бок и сказал: «Ну что ж, теперь в маршалах ходить будем!»
В деревне, считаясь с мнением людей, человек не мог не заботиться о своем добром имени. Лучше доброе имя, чем большое богатство (Притч 21, 1) — это тоже из букваря. С детства отец знал, как быстро бежит впереди человека дурная слава. Незадолго до своей кончины он, живший изолированно от всего мира на даче, спросил у своего бывшего шофера: «Люди меня худым словом не поминают?»
Было у отца и впитанное от крестьянских предков свойство держать слово. «Не давши слова — крепись, а давши — держись». Какому русскому не знакома эта поговорка! Он был чрезвычайно щепетилен в отношении данного слова и никогда не нарушал своего обещания. Требовал этого и от других.
Общественное мнение, существовавшее в деревне и многое в жизни определявшее, воспитывало честность, товарищескую надежность, верность в дружбе. Помню, как отец прививал мне законы товарищества с самых ранних пор, учил, что необходимо в дружбе, а чего допускать нельзя. Приходит на память такой случай.
Я училась в школе и не любила математику, Однажды в четверти по геометрии мне выставили «тройку». Моя подруга Лена получила «четверку». Радостные, что наступили каникулы, мы приехали из школы к нам на дачу. С порога отец спросил об итогах четверти: «У тебя что, Машенька?» Я ответила: «Одна тройка — по геометрии, не смогла вытянуть на четыре…» Тогда он обратился к Лене: «Ну, а у тебя что по геометрии?» — «Четыре». Отец строго выговорил, но не мне, а ей: «Как же ты могла допустить, ты ведь Машина подруга…» В детстве он помогал своему отстающему другу Леше Колотырному (это прозвище, а фамилия у него была тоже Жуков): не хотел, чтобы тот остался в первом классе на второй год.
Как он смотрел на дружбу? Не тот настоящий друг, который подобострастно и ловко льстит, а тот, кто смело говорит правду, даже и неприятную, в глаза. Если дружба, значит верность, взаимопомощь до смерти: «Сам погибай, а товарища выручай».
«Обличители» Жукова винят его в том, что он не так воевал, не любил солдат, не ценил их жизней. Сочиняют о нем страшные сказки. Ложь, клевета, хула… Отец сполна испытал на себе их тяжесть при жизни, испытывает и после смерти.
Наш русский философ Иван Александрович Ильин писал: «Лакейским душам свойственно поднимать клеветнические сплетни вокруг больших людей. Чем значительнее гениальный человек, чем могущественнее льющийся на него свет, чем большая сила блага, красоты и правды излучается из него — тем нестерпимее становится его облик для натур слепых, тщеславных и зависимых… Праведник одной жизнью своей обличает кривых, лукавых и лицемерных. Герой уязвляет негероя одними делами своими… И бывает так, что чем божественнее луч, который светит сквозь человека, тем сильнее плещут вокруг него страсти злодейских натур. Луч Божий нестерпим пошлому и злому человеку».
На 1-м Белорусском фронте. Октябрь 1944 г.
Священномученик Иоанн Восторгов, расстрелянный в 1918 году, блестящий проповедник и миссионер, причисленный к лику новомучеников Российских, говорил о том, что «клевета норовит прилепиться чаще всего к той области, где человек наиболее безукоризненно себя проявляет». Святитель Феофан Затворник говорил, что быть причастным поношений Господа Иисуса Христа — великая слава! А святой праведный Иоанн Кронштадтский, видя духовную причину человеческой злобы и лжи, так писал в своем дневнике о клеветниках, которых у него было много: «Пожалейте, поскорбите и помолитесь об этих несчастных лаятелях. Они всегда были и будут — до тех пор, пока не будет окончательно ввержен в геенну змий великий, льстящий вселенную всю, пока все грешные, нечестивые не будут высланы в муку вечную».