Никто не расскажет, о чем он думал, когда его вели на расстрел. Мелькнули ли в его угасающем сознании слова старого пьянчужки с родного хутора?
Знойным летним днем 1957 года, а если, как требует жанр избранного нами сочинения, быть точным, то 24 июля, возле здания Верховного суда СССР остановилась машина правительственной фельдсвязи. Человек в военной форме с портфелем в левой руке, вышедший из подкатившего автомобиля, привычно толкнул тяжелую дверь и, предъявив на входе постовому служебное удостоверение, поднялся на второй этаж, где находилась канцелярия.
Офицер фельдсвязи бывал здесь многократно, поэтому сразу же направился к знакомому кабинету, где сидел начальник канцелярии. Щелкнув замком портфеля, посетитель извлек из него тонкий пакет с сургучными печатями по краям и надписью «Прокуратура СССР» сверху.
Начальник канцелярии Военной коллегии привычно взглянул на наручные часы и проставил время получения пакета на приклеенном сверху квадратике белой бумаги, указал число и месяц, размашисто расписался. Затем оторвал наклейку и передал ее фельду.
Попрощавшись, офицер ушел.
Начальник канцелярии вскрыл конверт. Прежде чем зарегистрировать поступивший документ, бегло пробежал несколько страничек отпечатанного на машинке текста.
Это было заключение Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко в порядке статьи 378 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР по делу бывшего командующего
Западным фронтом генерала армии Д. Г. Павлова, а также подчиненных ему генералов, расстрелянных 22 июля 1941 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. Генеральный прокурор предлагал суду отменить приговор, вынесенный более четверти века назад в отношении генерала армии Д. Г. Павлова, генерал-майора В. Е. Климовских, генерал-майоров А. Т. Григорьева и А. А. Коробкова, а уголовные дела в отношении названных лиц прекратить — в связи с отсутствием в их действиях состава преступления.
Начальник канцелярии, поскольку был сравнительно новым работником Военной коллегии, не знал обстоятельств осуждения группы военачальников Западного фронта во главе с командующим. Поэтому с нескрываемым интересом ознакомился с представлением Генерального прокурора.
«Н-да», — наверное, произнес философски канцелярист, удивляясь превратностям человеческих судеб. Однако быстро подавил возникшие эмоции, и в следующую минуту с совершенно невозмутимым видом проставил на поступившей бумаге красный штемпель и входящий номер. Это бесстрастное выражение лица и засвидетельствовала сотрудница канцелярии, которую начальник вызвал для того, чтобы дать ей необходимые распоряжения о дальнейшем прохождении документа.
Обычно медлительная, неповоротливая бюрократическая машина завертелась с невиданной быстротой! Такой темп задал ей звонок председателя Военной коллегии Верховного суда по внутреннему телефону начальнику канцелярии: поступил ли из прокуратуры документ относительно бывшего командующего Западным фронтом Павлова, и группы его генералов? Услышав, что поступил, звонивший попросил принести ему документ незамедлительно.
События развивались стремительно. Ровно через неделю, 31 июля, Военная коллегия собралась для обсуждения изложенного в письме Руденко предложения. Это было непохоже на прежних членов по старинке вызывавшего трепет карательного органа. Состав Военной коллегии Верховного суда СССР действовал во времена хрущевской оттепели. Определение было единодушным: заключение Генерального прокурора обоснованно, приговор от 22 июля 1941 года в отношении Д. Г. Павлова и трех подчиненных ему генералов отменить по вновь открывшимся обстоятельствам, дело на военачальников прекратить за отсутствием состава преступления.
Военачальники реабилитированы, им возвращены добрые имена.
За что их расстреляли, предварительно навесив позорные ярлыки трусов и предателей? Более четверти века эти имена были под запретом. Да и после реабилитации в 1957 году настоящая правда об их трагедии не сказана. Кое-какие детали проскользнули в «Войне» Ивана Стаднюка, но и он, как выяснилось, руководствовался лишь устными рассказами фронтовиков. К архивным материалам его так и не допустили.
И вот час пробил — передо мной подлинные протоколы допросов арестованного генерала армии Павлова, а также стенограмма судебного заседания, приговорившего его к расстрелу. Страшная картина суда — скорого и неправого. Тут, как говорится, ничего не прибавить и не убавить — документ есть документ. Единственное, во что я внес поправки — это названия географических объектов. В стенограммах некоторые белорусские населенные пункты зафиксированы с ошибками — наверное, на слух записывались. Остальное без изменений, в том числе и стилистика.
Уверен, это будет потрясающее чтение! Иному про-фессионалу-драматургу ни за что не додуматься до таких высот сценического напряжения. Я бы так определил этот жанр: пьеса для чтения. Все четыре ее действия и заключительное действие — похлеще иного детектива.
Допрос-действие 1. Начат 7 июля 1941 г. в 1 час 30 мин. Окончен 7 июля в 16 час. 10 мин.
Протокол донес до нас фамилии и должности допрашивавших. Их двое. Врид зам. начальника следственной части 3-го Управления НКО СССР старший батальонный комиссар Павловский. Инициалы отсутствуют. Следователь 3-го Управления НКО СССР младший лейтенант госбезопасности Комаров. Имени и отчества тоже нет.
Об этих людях ничего не известно. Мы не знаем, какая у них была внешность, молоды они были или в летах, хотя по воинскому званию — младший лейтенант — о втором этого не скажешь. Не сохранилось сведений об их привычках, увлечениях, семьях, родителях. Никто не может сказать, где и когда закончился их жизненный путь.
Известно только одно: первый допрос арестованного генерала армии Павлова, Героя Советского Союза, награжденного тремя орденами Ленина и тремя орденами Красного Знамени, сорокачетырехлетнего участника шести войн, длился 15 часов подряд. Начиная с половины второго ночи.
О подследственном в протоколе допроса сказано следующее: Павлов Д. Г., 1897 года рождения, уроженец Костромской губернии, из крестьян, бывший командующий Западным фронтом — генерал армии, член ВКП(б).
Допрашивали попеременно, уставшего следователя сменял другой. Правда, из стенограммы допроса не видно, кто какой вопрос задавал. Фамилии допрашивавших стоят в конце протокола, а в тексте безыменно зафиксировано: «Вопрос».
Итак, первый ВОПРОС. Вам объявили причину вашего ареста?
ОТВЕТ. Я был арестован днем 4 июля с. г. в Довске, где мне было объявлено, что я арестован по распоряжению ЦК.
Позже со мной разговаривал зам. пред. Совнаркома Мехлис и объявил, что я арестован как предатель.
ВОПРОС. В таком случае приступайте к показаниям о вашей предательской деятельности.
ОТВЕТ. Вы с ума сошли? Я не предатель. Поражение войск, которыми я командовал, произошло по не зависящим от меня причинам.
ВОПРОС. У следствия имеются данные, говорящие за то, что ваши действия на протяжении ряда лет были изменническими, которые особенно проявились во время вашего командования Западным фронтом.
ОТВЕТ. Я не изменник, злого умысла в моих действиях, как командующего фронтом, не было. Я также не виновен в том, что противнику удалось глубоко вклиниться на нашу территорию.
ВОПРОС. Как же в таком случае это произошло?
Протокол допроса зафиксировал паузу, наступив-, шую после этого вопроса следователя. Допрашиваемый замолчал, о чем-то сосредоточенно думая. Остается только догадываться о чем. Может, о том, как бы понятнее объяснить этому младшему лейтенанту стратегическую обстановку, сложившуюся на Западном фронте? Способен ли он понять своим лейтенантским умом движение армий, корпусов, дивизий? А может, подследственный думал о своем унизительном положении?
Как-никак, генерал армии, командующий фронтом, а вынужден давать показания какому-то, извините, сопляку, мальчишке. Хотя бы следователя званием повыше подобрали.