В свою очередь, когда после подписания прелиминарных условий мирного договора с Австрией в Леобене (в апреле 1797 г.) Бонапарту понадобилось передать в Париж известия о достигнутых соглашениях, он поручил сделать это Массена{141}. У биографов Массена нет недостатка в ответах на вопрос, почему выбор Бонапарта пал именно на Массена, а не на кого-либо другого{142}. Однако, как нам представляется, направляя Массена в Париж, куда до него и после него он посылал Мюрата, Ожеро, Бернадота, Бонапарт вряд ли имел в виду какой-то хитроумный, расчетливый план действий. Массена должен был всего лишь передать леобенские прелиминарии по назначению, и только.
Париж. Люксембургский дворец
В Париж Массена прибыл вечером 6 мая 1797 г. В тот день ему исполнилось 39 лет, и он впервые очутился в столице. Неизвестно, какие чувства он испытал, оказавшись в «этом городе тщеславия», по ироническому определению Стендаля, но легко предположить, что его переполняла гордость. Ему, совсем еще недавно никому не известному солдату, было поручено возвестить правительству Республики о победах Итальянской армии, о том, что древний дом Габсбургов, смирив свою гордыню, готов пойти на заключение мира с Францией… Генерала встретили со всей возможной торжественностью. Он был представлен директорам Баррасу, Карно, Ларевальеру-Лепо и 9 мая даже произнес речь на официальном приеме в Люксембургском дворце. «Граждане директоры, — патетически восклицал он, — солдаты Итальянской армии являются ревностнейшими защитниками Республики и Конституции 1795 года… отдайте лишь приказ, граждане директоры, и покорители Италии, рука об руку с победоносными воинами Самбро-Маасской и Рейнской армий без промедления отважатся на новые битвы, дабы сокрушить жалкие остатки коалиции и принудить самых упорных неприятелей трепетать при одном упоминании Французской Республики»{143}.
Вряд ли высокопарная декламация Массена произвела сколько-нибудь сильное впечатление на привыкших к подобным официальным проявлениям «патриотических чувств» парижских политиканов. Тем не менее власти Республики не оставляют генерала без награды, вручив ему почетную саблю, изготовленную на версальской оружейной фабрике. За этим отличием следует другое: Массена становится членом Совета старейшин[59].
Правление Директории клонится к закату. Внутри правительства нет единства. Законодательный корпус раздирает фракционная борьба. Для человека, обладающего склонностью и «талантом» к политической интриге, открывается широкое поле деятельности. Однако Массена не интриган и не «политик». Он «отлично видит все тайные козни в столице и не испытывает восторга по поводу своего нового отличия — членства в Совете старейшин, ибо крайне страшится реставрации «исторической монархии»[60], в случае которой опасается того, что «наши внушающие уважения раны превратятся в повод, чтобы подвергнуть нас проскрипции»{144}.
В конце июня 1797 г. Массена покидает Париж, едет к семье в Антиб и, пробыв там несколько дней, через Геную и Алессандрию отправляется в Милан. Как пишет один из его биографов, в течение последующих двух лет каких-либо особых событий в жизни Массена не произошло{145}. Это, впрочем, не совсем верно. Дело в том, что в 1798 г. Директория поручила Массена принять командование французскими войсками, оккупировавшими Рим и его окрестности, сменив генерала Бертье, отправившегося вместе с Бонапартом в Египетскую экспедицию. По прибытии в «Вечный город» Массена сразу же столкнулся с рядом трудностей, доставшихся в наследство от его предшественника. Войска были одеты в какие-то лохмотья, плохо накормлены и не получали жалованья в течение многих месяцев. Фактически, когда Массена явился к месту своего нового назначения, он застал вверенных ему солдат в состоянии мятежа. «Недовольство распространилось столь широко, — пишет по этому поводу его биограф, — что новый командующий немедленно приказал всем солдатам, за исключением примерно трех тысяч, покинуть город»{146}. Однако при всех своих бесспорных военных заслугах Массена совсем не обладал другим, совершенно необходимым в создавшейся ситуации достоинством, — умением в мирной обстановке внушать доверие к своим словам и поступкам. Та страсть к накопительству, которую почти единодушно отмечали у него современники, не способствовала популярности Массена в войсках. Известны случаи, когда он буквально вымогал у своих солдат деньги и трофейные ценности, если узнавал, что таковые у них имеются. Посылать подобного командующего в войска, доведенные до отчаяния вороватостью армейских поставщиков, с которыми Массена всегда жил душа в душу, означало играть с огнем. Реакция солдат не заставила себя долго ждать. В протесте, направленном ими Директории, были такие строки: «Последней причиной, переполнившей чашу терпения, является прибытие генерала Массена. Солдаты не забыли о вымогательствах и грабежах, совершаемых повсюду, где он командовал. Венецианская территория и более всего земли Падуи дают множество подтверждений его безнравственности»{147}. Правительство не рискнуло продолжить «эксперимент» с пребыванием Массена в Риме, отозвав генерала во Францию.
В ожидании следующего назначения минуло несколько месяцев. «Назначенный в Рейнскую армию, генерал Массена покинул Париж 21 сентября 1798 года»{148}. Однако довольно скоро было решено поставить его во главе так называемой Гельвецкой армии вместо генерала Журдана. Назначение Массена на этот пост состоялось 9 апреля 1799 г.{149} и имело достаточно любопытную предысторию. В известном смысле с Массена повторилась та же ситуация, которая имела место с Бонапартом в Италии в 1796 г. Тогда, три года назад, оборванная, голодная, маленькая армия Бонапарта тоже мало кем в Париже воспринималась как серьезная военная сила, а рассматривалась скорее как вспомогательный корпус великой Рейнской армии. Точно так же дело обстояло и теперь, в 1799 г. армия Массена, по замыслу Директории должна была стать придатком Рейнской армии генерала Жубера. Сам Массена был категорически против подобного рода решения. После ряда бурных объяснений с «парижскими стратегами» и обмена гневными посланиями командующий Гельвецкой армией добился своего. Войска, находившиеся под его началом, выполняли собственную боевую задачу, защищая союзную Франции Швейцарию (Гельвецкую республику) от австро-русского нашествия.
Директории не пришлось раскаиваться в своей уступчивости. Уже к началу лета после ряда поражений, понесенных французами на Рейне и в Италии, стало ясно: следующий удар союзники нанесут в Швейцарии. В создавшейся ситуации Швейцарские Альпы становились своеобразным ключом, овладев которым, союзники, практически не сражаясь более на Рейне и в Приморских Альпах, вынуждали французов отступить на всех фронтах. Швейцария же превращалась для них в своеобразный плацдарм, с которого через Франш-Конте они могли совершить вторжение во Францию{150}. Прекрасно разбиравшийся в специфике горной войны, Массена оставил ряд своих позиций, которые из-за отдаленности друг от друга и невозможности поддерживать с ними связь легко могли превратиться в своеобразные ловушки для разрозненных французских отрядов. Он сосредоточил свои силы близ Цюриха, надежно перекрыв все возможные пути наступления неприятеля. Австрийскому главнокомандующему, эрцгерцогу Карлу, правда, удалось, в немалой степени благодаря значительному численному превосходству имперских войск, заставить Массена 5 июня 1799 г. эвакуировать Цюрих, отступив на укрепленную позицию близ Монт-Альбис. В течение некоторого времени две армии находились друг против друга, не предпринимая сколько-нибудь активных действий. К концу августа 1799 г. положение дел неожиданно изменилось в пользу французов, так как эрцгерцог Карл, получив соответствуюшие распоряжения гофкригсрата[61], снялся со своими войсками с позиций и ушел с ними за Рейн. В итоге 72-тысячной армии Массена остался противостоять под Цюрихом лишь малочисленный (в нем было не более 24 тыс. чел.) русский корпус генерала А. М. Римского-Корсакова{151}. К нему на помощь из Италии спешил Суворов. «Массена почувствовал… что наступил решительный момент и ему больше нельзя терять ни одного дня, так как, если он даст время Суворову прибыть в Цюрих, его положение сделается опасным»{152}.
59
Совет старейшин — один из законодательных советов французской республики, созданный в соответствии с так называемой Конституцией III года (1795).
60
Т. е. монархия Бурбонов; короли этой династии правили во Франции начиная с 1594 (формально с 1589) г.