Дима встал, потер лицо.
— Сторожу хожу, гляжу — сидит ктой-то… Суббота — все спят, автобус в семь-восемь, машина будет на пекарню, вот и договоришься, а на Соностров МРБ ходит — семгу когда берут, когда нет, а седни не пойдут: Пахомов вчера прибежал, видели; в баню пошел мыться. Что такое МРБ? Малый рыболовный бот. Да ты, верно, вербованный? Егор довезть может, у его лодка на «Вихре», благодарить посля будешь, а сейчас иди, покуда его найдешь, только вряд повезет, пьяница, у него суббота заливанная, второй дом от пошты, синий, один такой — с налишниками, найдешь, иди вон на теи дома, по ярусу, потом влево…
Дима шел и вспоминал ее голос, который был много моложе лица, а особенно ее рук, корявых от рассола, «Новгородцы здесь селились еще, может, и до Ярослава, дань собирали, меняли бусы и ножи на мягкую рухлядь, карельских девок тискали, а потом соль варили, у Марфы Посадницы где-то на берегу были солеварни — отняла их у Соловков, Соловки севернее. Интересно, норманны сюда заходили через горло с Баренцева? Ничего я толком не знаю, историк, читал мало, что я читал, разве сравнить с Нейманом и Райнером, и что это за фамилия — Райнер?»
Дом Егора — обшитый тесом, синий, с желтыми наличниками и терраской — еще спал. Было пять утра. Дима сел на край деревянного тротуара, закурил, стал ждать. В шесть послышался рожок, потянулись, взмыкивая, коровы, черные, рыжие. В полседьмого прошла заспанная продавщица. В семь где-то заурчала первая машина. В семь пятнадцать мелькнул через проулок голубой автобус на станцию, а Егор все спал. Без пяти восемь Дима решился постучать. «Входи, хто?» — донеслось глухо. В деревянной горнице было полутемно, сыро. На кровати, свесив босые ноги, сидел рыжий мужик и с треском тер небритую щеку. «От Конюхова, что ли?» — спросил он. Дима рассказал, кто он, и попробовал договориться насчет Сонострова. Мужик, не глядя в лицо, колупал толстым пальцем колено. «Сколько?»— спросил он. «Десять». Мужик покривился: «Нет». Дима боялся прибавить без Райнера. «Сходи в магазин, возьми бутылку», — полупри-казал мужик. Дима вспомнил: «Ты с ним пил, а я нет», покачал головой и вышел. Когда у пекарни он договаривался с шофером, кто-то подтолкнул его в плечо: сзади стоял Егор. Он был выбрит, весел, скалился хитровато-наглым лицом, подмигивал.
— Забирайте барахло — и ко мне: завтра свезу, — сказал он.
— Лайку возьму в дом, — твердо предупредил Райнер.
— Что же, в сенцах привяжи, — согласился Егор.
Они сидели в той же полутемной горенке в сыром табачном запахе холостого жилья и пили чай, а Егор пил водку. Дима чокнулся с ним только раз. От водки Егор все больше расслаблялся, бурели обветренные щеки, костлявая грудь под расхристанной гимнастеркой.
— Бумага мне твоя ни к чему, — говорил он Райнеру, — у меня частный сектор, мотор свой, лодка своя, на рыбнадзор я положил, на рыбкооп тоже, на всех… Дело? А? — И хрипло смеялся.
Райнер не торопясь отхлебывал густой чай, поглядывая в окно на скучную улочку.
— Ты солдат и я солдат, — продолжал Егор, — я солдатов довезу. Дело? А? А этих туристов всяких я под зад коленом, не люблю. Дело? Ты с какого году? С восемнадцатого? А? И я тоже, мы свое отышачи-ли, пускай вон они, а? Дело? Ты покалеченный и я тоже, гляди! — Он задрал рубаху на синюшном пузе, и они увидели морщинистые лиловые шрамы швов. — В сорок третьем на Кольском! — гордо сказал Егор. — А тебя когда?
— Где? — спросил Райнер.
=— А вон, я ви-и-жу!
Дима глянул: на затылке Райнера бугрились два узких белых шрама, пропадали под волосами.
— Я на фронте не был, — спокойно сказал Райнер. — Не воевал.
— Где ж тебя?
— В лавину попал. Кошками.
— Кошками?! Какими такими?
Райнер не ответил.
— Это зубья такие, их к ботинкам привязывают, чтоб не скользили на восхождении в горах, — смущаясь, объяснил Дима.
— А-а! А я думаю — смеетесь! Кошками! Эвона чего!
Райнер рассеянно помешивал чай. Он не хотел этого вспоминать, но само вспомнилось, ощутилось, как в неуловимый миг сдвинулось все привычное, снежное, безмолвное, потащило, наваливаясь, отнимая свет, крик, смысл, руки и ноги, как спеленало и стало втискивать под пресс, в беспамятство. В бессилие. Вот оно, самое ненавистное.
— Где это? — спросил Дима.
— У Азау-Баши. Потом узнал: пять тысяч кубометров сошло. Сто двадцать восемь тонн на метр квадратный — ударная сила.
— А как же кошки? — хитро спросил Егор. — Оне же на ваших ногах были, как же ими свой затылок окорябать? Не пойму.
— Не на моих ногах они были, — ответил Райнер холодновато.