В соседнем заливе поставили по краю осоки одиннадцать’шестов с жерлицами на щуку. Это хозяйство целиком перешло к Диме. И окуня у скал на глубине пяти — восьми метров он тоже ловил без Райнера. Окунь, тигровый, горбатый, брал на заглот, рвал леску, колол ладони оранжевыми перьями плавника. Были окуни граммов на пятьсот— шестьсот. Таких Дима никогда не видел. Он ловил под темнокрасной скалой, которая мрачно громоздилась над головой. Вода под ней казалась черной, глубина здесь была большая. От скалы и в жаркий день веяло холодом гранитного монолита, в ее трещинах-морщинах в пятнах лишайников проглядывало лицо древности, мудрое и жестокое. Когда-то жрецы охотничьих племен высекали на нем магические руны, силуэты оленей и мамонтов. Может быть, и здесь есть пещеры с наскальной росписью? Дергало за леску, он запоздало подсекал, долго насаживал червя. Червей надо было беречь: в здешней песчаной почве их не было. Райнер же ловил окуня только на блесну и только во время жора. И хорошо, что он пропадал где-то по целым дням. Лес, небо, скалы, вода — все раскрывалось тогда еще глубже, огромный покой затоплял сознание, мысли еле шевелились где-то на дне, хотелось дремать, бездумно щурясь на поплавок, хотелось погружаться все дальше в синее безмолвие неба, опрокинутого в омут вместе с ржавой кромкой скал. Машин, денег, газет, кино, секса, водки — всего этого будто не только здесь, но и вообще нигде никогда не существовало.
Подуло с северо-востока, пошли дожди, и рыба перестала брать. У них кончилась крупа, осталось полторы буханки хлеба, по утрам сахар выдавался по два куска на день. Теперь хотелось все время не только курить, но и есть. Наконец Райнер достал и собрал ружье. Дима с восхищением разглядывал вороненые стволы, тончайшую насечку, шлифованные детали замка. Райнер любовно подышал на сталь. «,Меркель", комбинированное, — сказал он, — модель двести одиннадцать, система, блиц"». Дима ничего не понял. «Третий ствол — нарезной, — пояснил Райнер. — Калибр девять и три. Гладкие — двенадцатый». Он бережно отер ложе, поскреб пятнышко. Лицо его стало внимательным, заботливым, словно он прислушивался к живому существу, стараясь понять, здорово оно или нет. На ночь он забрал ружье в палатку, уложил себе под бок. «А вдруг заряжено?» — с опаской думал Дима, но спросить не решался.
Два дня подряд Райнер пропадал на охоте, но приходил пустой, спрашивал: «Ну, как рыба?»
— Я тут нашел четыре озерка, — сказал он на третий день, — пойдем завтра вместе, может, там будет брать.
— Ладно…
— Смотри сюда. — Райнер начертил в блокноте схему. — Вот север, это лагерь, отсюда идем скалами до устья ручья. Здесь непропуск, идти верхом и верхом же по каньону на запад-юго-запад до первого озерка. Оно круглое, из него вытекает ручей. От него низиной до второго, лес мелкий, гнилой. Второе Г-образное, только палочка наоборот, влево. Понял? Северный берег — скальные стены, южный и западный — морошковое болото. Проходишь по южному берегу до конца — и там старые затесы на запад. Тропа заплыла. По затесам выходишь на третье. На юг поворотку я затесал заново. Там видел следы оленьи и глухариные наброды. Много черники. Примета третьего— голый скальный стол на сопке, тот берег — сосновый. Со стола просматривается четвертое и в бинокль на юго-восток — пятое» Пятое, кажется, травяное. Может быть, оно сообщается с нашей системой. Надо исследовать. Понял?
— Да… А на карте их нет?
— Нет. Палатку застегни, возьми котелок, топор, соль, десяток жерлиц, крючки, леску, одного червя.
— Одного?!
—* Первого окуня на червя, остальных — на глаз.
— Как это?
— Выдавливаешь и ловишь.
Райнер взял ружье, спиннинг, маленький рюкзак. Вега уже все поняла — ждала, помахивая хвостом, раздувая ноздри.
— Ну что, Вега? — спросил Дима, но она даже не посмотрела. Сразу за палаткой пошли по каменистому склону, набирая высоту. Тропы не было, замшелые глыбы, бурелом, провалы, гранитные валуйы, опасные щели под бурыми подушками мха. Райнер не спешил, легко нес свое грузное тело, безошибочно ставил ногу, бесшумно прыгал, перелезал. Дима начал отставать, пот заливал глаза, некогда было утереться, комары жгли виски и за ушами. Он смотрел только под ноги и не запоминал примет. К десяти утра прошли лесистой террасой выше первого, круглого, озера и спустились ко второму, шиферно-голубому от опрокинутых в небо скал. Остановились на мы-сочке, сели на сухой ягель под сосенкой. Вега легла и стала вылизывать сбитые о камень подушечки лап.