Он поднял одну фотографию, различил Маргит — загорелую, в анораке, с ледорубом. Она прислонялась головой к плечу какого-то здоровенного парня, который тоже улыбался. Парень был в знакомой лыжной шапочке, снежные очки подняты на лоб, щеки не бриты. Парень был чем-то тоже знаком. Да это же брат, Юра, и никогда дома он так не улыбался! Эту шапочку норвежскую он взял с собой в последний поход. Кто ему ее подарил? Она?.. Старший брат. Ее ровесник. Ее мужчина. Он спал с ней в палатке и спал с ней здесь. Но теперь он мертв. Его, их, всю связку, четыре человека, нашли и вынесли из цирка под Семенов-Баши только весной, когда трупы оттаяли. Труп старшего брата. А сейчас она выпьет кофе и ляжет спать с младшим братом, Вот так просто. Почему?
В ванной шумела вода, на кухне шумел газ. Он вышел в переднюю, отодвинул язычок замка, придержал дверь, шагнул, затворил бесшумно. Он шагал вниз через две ступеньки, забыв про лифт. На дворе было прохладно, голо, спящие краны стройплощадки маячили гигантскими пеликанами, где-то в космосе светилась точка рубинового сигнала. Бесконечный проспект был тоже пуст. Горели лицо, шея, уши. «Трус! — сказал он. — Трус! Сбежал! Да, да! Смылся, а она готовит кофе». Он помотал головой. Нет, остаться было невозможно. Это было бы предательством.
Город был мирен, темен, незнаком. Транспорт не работал, но ему было все равно. Он думал, морщился, с лица не сходило удивление. Как они пели там: «Что же делать, и боги спускались на землю». Но ведь она — одна из них. Как же так? Ее зовут Маргит, фамилия эстонская, мастер спорта — вспомнил! — первая женщина, сделавшая траверс Домбай — Ульгена. Или нет? Не важно, но — одна из них. «А я тогда ходил в девятый класс. И сегодня мог бы с ней… Может быть, она, они, Сашка, ребята, Нейман, Домбровский, Рыбин — все правы, а я дурак, анахронизм? «Это как водки выпить. Бабы — это бабы. И удовольствие и продовольствие». Чьи это цитаты? Да, по логике — это проще простого, отправление, функция, и все».
Но его тело не слушало логику, освобожденное, проветренное, оно отвергало эту логику, оно было здоровым. Оно наслаждалось пустынностью проспекта, долгожданной прохладой камня, который наконец испарил всю горячечную вонь автопокрышек и плевков и стал самим собой. Здесь, на окраине, было просторней, и, закидывая голову до боли в позвонках, Дима отыскал ночные облака, подсвеченные спящим городом.
В детстве и в школе исторических книг он совсем не читал, а в институте пришлось. Сначала по программе, потом и не по программе, что попало, и все почти, казалось, забывал. Но исподволь копилось, оседало на самое дно, в тину и лежало там бесполезным грузом, а река шла над ним все дальше, неуклонно, беззвучно. Где истоки этой мутной неиссякаемой реки, куда она впадает?
Так текло время — год, второй, третий, и вот иногда что-то исподволь толкало донные залежи и начинали всплывать топляки — вразброд, без смысла покажется то одно, то другое, возникает в кружении омута незнакомое лицо, глянет мимо и опять канет куда-то. То древний лик, то нынешний, и все — безымянны, потому что не важно, кто сказал: Геродот, Титмар, Ярослав Мудрый или неведомый свидетель, — всех поглотила река, все они были только люди и навсегда ими остались. Не в том суть. А в чем? И этого невозможно узнать, вглядываясь в сумеречные провалы, где брезжило иногда некое откровение или просто догадка, то приближаясь к границе дневного света, то удаляясь в густую тень некрополей. Как назвать эту суть? Даже сравнить не с чем то, что не знаешь, как назвать.
В области, лежащей еще дальше к северу от земли скифов, как передают, нельзя ничего видеть и туда невозможно проникнуть из-за летающих перьев. И действительно, земля и воздух там полны перьев, а это-то и мешает зрению.
В лето 6579… Волхв явися в Киеве, прелщен бесом, глаголя, яко землям превращатися Русской на Греческую, а той на Русскую… И реша ему: «Бес тобою играет».
В большом городе, который был столицей этого государства, находилось более 400 церквей, 8 рынков и необычайное скопление народа, который, как и вся эта область, состоит из беглых рабов, стекавшихся сюда отовсюду…
«Почему рабы, как говорит Титмар, бежали именно в Киев? Киев, наверное, основал все-таки Кий, хотя этот отрывок в нашей летописи не датируется, но в армянских хрониках шестого века, кажется, есть что-то о его походе на Царьград…»