По летнему времени он в хоромах не нуждался, и место на сеновале его вполне устраивало. Повозившись там несколько, он вышел, уже без мешка, не в драном мундире, который был обновлен первым своим хозяином чуть ли не в Полтавской баталии, а в обычной холщевой рубахе, и отыскал старого мельника за сараем, где тот налаживал на козлах длинную доску, чтобы перепилить ее.
– Держи, дядя Михей, – сказал философ, протягивая денежки вместе с пятаком. – Видишь, не даром хлеб ем.
– Погонят тебя, верзилу здорового, однажды от той паперти в шею, – пообещал мельник. – На-ка, потрудись.
До самого заката они возились по хозяйству. Потом разошлись – мельник спал на мельнице, философ – на сеновале.
Прежде, чем улечься, он выкопал из сена мешок и вытащил оттуда прямоугольный, замотанный в тряпье, сверток. Внутри был ящичек, черный, с тусклым блеском, а толщиной всего в вершок. Философ нажал пальцами незримую пуговку, крышка ящика сама отскочила. Затем от нее пошел голубоватый свет. Что-то над головой, надо полагать, на самой крыше тихо крякнуло – и тут же философ опустил крышку.
Словно бы убедившись, что с ящиком все в порядке и ущерба он не понес, философ опять обмотал его тряпьем, сунул в мешок, закопал в сено, сам улегся рядом и, повздыхав, погоревав о чем-то несбыточном, потосковав о далеком, понемногу заснул.
Но и во сне он помнил о том, что в изголовье, меж сложенных полотнищ старого холщевого полотенца, чуть сбоку от головы, лежит черный пистолет странной величины, а для знатока удивительный еще и тем, что вместо одного положенного этому оружию заряда имеет их целых восемь…
Глава первая
Все очень просто!
Рассказчик – Александр Савельевич Юст, из тех журналистов старой школы, кто смолоду был молод, но вовремя не созрел и опомнился только к шестидесяти двум годам.
Он среднего роста, одевается с тем презрением к элегантности, которым гордились еще шестидесятники; стрижется, кажется, сам, и поэтому не знает, что в его сильно поседевших волосах сзади уже завелась лысина. Он – живой памятник тем временаем, когда как-то неловко было обращать внимание на внешность и кошелек молодого человека, и если девушке данный конкретный юноша нравился, она честно признавала, что у него красивые глаза. Вот как раз глаза у него все еще ярки и красивы.
Полагая, что вся жизнь впереди, он после развода валял дурака достаточно долго – пока не поглупели женщины и не перестали видеть в нем подходящего партнера для всяких проказ. Тогда он обиделся и решил вести замкнутый образ жизни. Женщин можно понять – с годами Юст обзавелся холостяцкими причудами, в частности – стал ездить на велосипеде куда надо и куда не надо. Он отказывается подстригать брови, почему его все чаще сравнивают с болонкой, он не хочет выбросить на помойку старую сумку, даже не из современного кожзаменителя, а из какого-то доисторического дерматина, и сам чинит ее навощенной ниткой и цыганской иглой, он помнит старые цены в кафе и ресторанах и тщетно ищет их в изменившемся мире… и так далее…
Память у него действует своеобразно: он из тех беспокойных репортеров, которые забирались леший знает куда и диктовали материалы по телефону, поэтому он наловчился запоминать всякие интересные подробности. Затем к памяти (по вине женщин, что ли?) добавился определенный цинизм, затем пришло желание зарабатывать деньги. К счастью, он нашел такую возможность и не брюзжит, как многие его ровесники, а сам делом занимается и еще кое-кому помогает.
Слово – Александру Савельевичу Юсту.
– Я все понимаю! – возмущенно вопил мой юный друг, воспитанник, тяжкий крест и шило в заднице, Витька Костомаров. – Дядька, я все понимаю! Но эта ксерокопия тут оказалась не случайно! Ты смотри – она не просто подколота! Она пришита!
Есть такие аппаратики, чтобы деловые бумажки железной скобкой сшивать. Как раз таким аппаратиком кто-то соединил две вещи, несовместные в той же мере, как гений и злодейство: финансовую смету некого проекта под названием «Янус», получившего неслыханной величина грант где-то в дебрях Америки, причем смета была на английском языке, и ксерокопии четырех книжных страниц, выполненные на помирающем без порошка ксероксе. Разобрать там можно было немного, и не с моими, а разве что с Витькиными глазами.
Я сам виноват – мне вообще не надо было брать ее в руки. Но я страдаю старческим любопытством. Я ее взял, отнес подальше от носа, потом приблизил, вгляделся в туманную картинку (старая фотография, на которой было что-то вроде кривобокой картофелины, но картофелина оказалась, черт бы ее побрал, знакомой!) и приказал:
– Кадет, достаньте вон с той полки вон ту книгу, нет, правее, в синем переплете.
С Витькиным ростом верхняя полка – не проблема, а вот мне кажется, что за последние два года она каким-то образом забралась повыше и оказалась под самым потолком. В моей квартире это нормально – у меня книги по ночам слезают с полок и вступают в интимные контакты. Где они растят свое потомство, я еще не выследил, но их количество растет с катастрофической скоростью, и про половину я могу твердо сказать: сам их не покупал, и как оказались дома – понятия не имею!
Витька подал книгу, я перелистал ее и воскликнул:
– Ну, точно! «Ловондатр»!
– А что это за хренотень? – Витька сравнил ксерокопии со страницами и с бешеным «Вау-у-у-у!!!» уставился на меня, как на ожившую мумию. Это случается всякий раз, когда я делаю то, что ему пока недоступно. Вот и тогда – я-таки правильно вспомнил про фотографию, и это были те самые страницы.
– Кадет, вас читать учили?
Он шлепнулся в кресло и, сдвинув брови, стал осваивать текст, а я снова взял стопку бумажек по проекту «Янус» и начал их изучать уже более строго – с учетом появления в этой стопочке «Ловондатра».
Бумажки можно было условно разделить на две части. Первая – на английском языке, подтверждение того, что наш отечественный Кулибин сподобился получить грант аж самого фонда Джереми Красти, и какие-то банковские документы. Проект проходил под названием «Янус», и это все, что о нем сообщалось в распечатках. Вторая часть была перепиской между несколькими нашими государственными инстанциями на эту тему.
Фонд был основан еще при царе Горохе и патронировал исследования в нетривиальных областях науки и техники. Россия его всерьез не принимала и он Россию всерьез не принимал, но несколько лет назал, когда безумный миллионер-террорист Усама бен Ладен нечаянно заставил крупные державы подружиться, посланцы Красти появились и у нас, как они заявили – в поисках неведомых гениев. Наше правительство подписало какие-то документы об участии в деятельности фонда, дня три пресса хвалила президента за мудрое решение, а потом про фонд как-то забыли. И вот он вынырнул.
Бешеные деньги, которые выделил фонд Красти на проект, сперва всех обрадовали: отечественных Кулибиных мы признаем только тогда, когда Запад уже собрал все пенки с изобретений, а еще – когда они благополучно померли. Но тут оказалось иначе – мужик еще при жизни получил средства на реализацию своей идеи, более того – на территории родного государства, а государство, видимо, не знало, куда его, болезного, с этим грантом приткнуть. Фамилия нашего экспериментатора была Дусик…
– Дядька!!! – заорало дитя. – Это же машина времени!!!
– «Ловондатр»? – спокойно переспросил я. – Да, «Ловондатр» – это одна из первых российских попыток ускорить или замедлить время. Путешествовать на этой попытке никто и не пытался.
– Да нет, проект «Янус»!!!
– Не орите, кадет. О том, что такое проект «Янус», мы судить не можем. Тут куча всяких рассуждений вокруг проекта и ни слова о его сути.
– Идиотом нужно быть, чтобы дать грант такому, такому…
Дитя заткнулось, не в силах подобрать определение. Я знал, что оно хотело сказать «шарлатанство», но подсказывать не стал – пусть само помучается. Сам я был тогда старше Витьки примерно втрое и навидался всяких безумных проектов. Поэтому я знал, что можно раздобыть деньги даже на вечный двигатель, если правильно взяться за дело.