Руководству КНР отставка не грозила. Должники, опасаясь ещё более тяжких для себя последствий, стиснув зубы и затянув пояса, расплатились золотом и товарами, который китайцы порой без зазрения совести отбраковывали целыми партиями. В январе 1989 года примеру СССР и КНР последовали Малайзия и Филиппины. В феврале 1989 года очень похожее заявление сделал лично президент Ирака Хусейн. Саддам Хусейн, столь много сделавший в своей неуютной, пустынной стране для блага народа, также заявил, что золото – это лишь переходная, временная мера обмена. В качестве перспективной он называл нефть. В своём выступлении президент Ирака напомнил жителям земли, что взимать проценты за пользование кредитами – преступление, которое давно не допускается в мусульманских странах.
Давно уже грозившая обрушиться финансовая пирамида, называвшаяся „американским долларом“ рухнула…
А 1 июня 1989 года, вроде бы, независимо друг от друга, но так, что согласованность действий била в глаза, СССР и КНР опубликовали коммюнике. В них говорилось о том, что в связи с тем, что существующая финансовая система себя изжила, что она даёт волю и приносит благо только финансовым спекулянтам, которые пользуются ею в целях закабаления человечества и умышленно тормозят развитие таких источников энергии, которые не зависят ни от нефти, ни от газа, ни от других ограниченных природой ресурсов. В качестве универсального эквивалента стоимости эти страны предлагали ввести киловатт-час. Сто киловатт-часов приравнивалось к одному советскому рублю (в КНР – к десяти юаням). Новая единица должна была называться „одним энергом“. Назывался и предварительный временный курс золота в этой единице. В качестве информации сообщалось, что с этого же дня (то есть, с первого июня) СССР (в китайском коммюнике, соответственно, КНР) уже переходят на такие расчёты „со странами, готовыми к такой системе оплаты материалов, труда и услуг“. Какие это страны – ни у кого не осталось никаких сомнений, потому что уже 2 июня такие же коммюнике были опубликованы Ираком и Объединёнными Арабскими Эмиратами.
Ростовщическая система обирания и порабощения народов, торможения их развития и научно-технического прогресса рухнула окончательно. То есть, США, Великобритания, Израиль и рады были бы дать бой; они не побрезговали бы развязыванием очередной кровавой бойни, но… силы были уже не те, а массовые протестные акции – слишком внушительны. Но самым внушительным, предотвратившим большую войну (да, и все малые) стал тот урок, который преподнёс врагам рода человеческого Советский Союз, осуществивший уже описанную предупредительную „ракетную атаку“ – как раз в тридцать первую годовщину со дня запуска первого в мире искусственного спутника земли – 4 октября.
________________
День Победы.
В обеденное время, в субботу 5 мая 1990 года в доме Фёдоровых раздался телефонный звонок. И хотя звонил тот аппарат, к которому запрещалось подходить всем кроме Алексея Витальевича, его мать подняла трубку. Подняла потому, что звонки были уж слишком настойчивыми, а Алексей с женой и дочкой ещё не вернулись с моря.
– Да, слушаю, – произнесла в трубку Ольга Алексеевна.
– Это вы, Виктория? Это Романов говорит. Мне бы генерал-полковника.
– Здравствуйте. Нет, это не Вика, это мама Фёдорова. А, извините, что передать? Вы из института?
– Аа! Ольга Алексеевна! Очень рад. От души поздравляю Вас с наступающим нашим святым праздником! С Днём Победы! Вы ведь тоже потрудились для неё на авиазаводе имени Баранова!
– Да, верно, работала… Простите, но я не знаю, кем вы в институте у Алексея… Витальевича?
– А я не из института. Это Романов, который из ЦК, – явно с улыбкой произнёс Григорий Васильевич и продолжил, не давая старшей Фёдоровой вставить хотя бы слово, – От имени Президиума Верховного Совета СССР, как заместитель его Председателя, поздравляю Вас с Днём Победы! Уведомляю Вас, что вы награждены медалью „Сорок пять лет Победы в Великой Отечественной войне“. Я рад, что могу сделать это лично! А Алексею скажите, что я звонил, девятого мая ему надо быть на трибуне Мавзолея Владимира Ильича. Ну, до свидания. Всего Вам самого лучшего.