Доктор Снайдер вздохнул:
— Допустим. Но это касается меня, а речь идет о вас, простой медсестре.
— Я такая, какая есть. А Льюк? Не могу оставить его у вас. Или вы собираетесь отпустить его вместе со мной?
Доктор вздохнул ещё глубже:
— Надо признаться, что после марсиан, этот вопрос волнует меня больше всего. Слушайте, а ведь в последнее время они стали появляться намного реже.
— ИХ было шестеро в палате Льюка, когда я зашла за рукописью.
— И чем же они занимались?
— Плясали на нем. А он лежал в это время на кровати, обдумывая свою будущую книгу.
— Он не думает отдохнуть? Я бы не… (на лице доктора Снайдера появилась кривая улыбка), — мне не хотелось бы, чтобы он переутомился. Что произойдет, если у него сдадут нервы?
— Он собирается отдохнуть с недельку. Но до этого хотел бы набросать общую схему будущего романа. Как он заявляет, все это время его подсознание будет работать в этом направлени, что существенно облегчит его задачу, когда он примется за дело.
— Получается, что его подкорка совсем не отдыхает. Многие ли писатели придерживаются таких методов?
— Да, и многих я знаю лично. Кстати, что касается необходимости для Льюка «отдохнуть», то хочу вам сказать следующее.
— Говорите, говорите.
— Мы с Льюком обсуждали этот вопрос. Он сказал, что ему все равно: готов остаться и у вас в клинике, но при двух условиях. Первое, чтобы мне предоставили «отпуск» в то же самое время. И второе — не держать его взаперти, чтобы он мог свободно передвигаться. Ему хочется, чтобы наши совместные вакансы превратились бы во второй медовый месяц. Он считает, что отдохнет здесь не хуже, чем где-либо в другом месте, если его не будут держать взаперти.
— Согласен. Не вижу никаких оснований отказывать в этом. Иногда я сам себя спрашиваю, Марджи, а что, если здесь он — единственный здоровый, нормальный человек? В любом случае, он лучше всех адаптировался… и даже зарабатывает большие денежки в отличном темпе. А что за книгу он собирается писать?
— Речь пойдет о Нью-Мехико, 1847 год. Он говорил, что, видимо, придется порыться в исторических архивах.
— Да, именно в тот год был убит губернатор Бент. Это очень интересный период. У меня в библиотеке немало книг, которые могли бы оказаться ему полезными.
— Отлично! Это избавит меня от необходимости тащиться в маниципальную библиотеку.
Марджи Деверо уже собиралась уходить, но вдруг передумала.
— Доктор, меня беспокоит ещё одна вещь. Что Льюк думает на самом деле? Я стараюсь не говорить с ним на тему о марсианах, но в один прекрасный день, хочу я того или нет, речь об этом может зайти. Что я ему должна буду сказать, как отреагировать? Он знает, что я их слышу и вижу. Как ни стараешься, но иногда хоть разок, да взрогнешь от неожиданности. Он отдает себе отчет в том, что я настаиваю на полнейшей темноте и затыкаю уши, когда мы… э-э-э… вы меня понимаете, доктор.
— Когда в том возникает необходимость, — подсказал окончание фразы доктор Снайдер.
— Вот именно. Выходит, что, на его взгляд, у меня не все в порядке с головой? Или ещё хуже: все вокруг посходили с ума, кроме него.
Доктор снял очки и начал их старательно протирать.
— Марджи, простите, но мне трудно ответить на этот вопрос.
— Вам все это трудно объяснить, или вы просто не знаете ответа?
— И то, и другое. В начале я долго беседовал с Льюком. Мне кажется, он сам в полном смятении. Никаких марсиан не существует: в этом он совершенно уверен. Убежден, что видел их только тогда, когда его одолевали галлюцинации или он слегка помешался. Но одного он никак не может понять: почему в то время, как все вокруг него охвачены коллективной галлюцинацией, ему, и только ему, удалось восстановить ясность сознания.
— То есть, он думает, что у всех у нас крыша поехала?
— Марджи, вы верите в привидения?
— Нет, конечно же, нет.
— А в мире миллионы людей верят в это, убеждены, что видели их, слышали голоса, разговаривали с ними, или, по крайней мере, думают, что все это было с ними. Так вот, считая себя человеком во вполне здравом уме, вы что же методом дедукции могли бы придти к выводу, что все, кто верит в привидения, душевнобольные?
— Нет, я, разуумеется, так не думаю. Но это совсем другой случай. Тем, кому видятся привидения — это люди, наделенные очень богатым воображением.
— Прекрасно! Тогда и мы с вами принадлежим к этой категории людей, раз мы видим марсиан.
— Нет, давайте разберемся… Ведь все люди видят марсиан. Кроме Льюка.
Доктор Снайдер пожал плечами.
— Как бы то ни было, но такова канва его рассуждений, если позволительно употребить это слово. Именно Льюк-то и провел эту аналогию с привидениями, и надо признаться, что это — сильный аргумент. У меня много друзей, которые клянутся всеми святыми, что встречались с привидениями, но я далек от мысли считать их сумасшедшими. Точно так же, я не считаю, что у меня не все дома только потому, что я их в жизни не видывал.
— Согласна, но привидение нельзя ни сфотографировать, ни записать его голос.
— Некоторые заявляют, что это вполне возможно. Если вам это интересно, почитайте книги по метафизике. Так что это сравнение Льюка не лишено определенной логики.
— То есть, вы в сущности не считаете его умалишенным?
— Считаю по необходимости, поскольку надо выбирать — либо он помешался, либо мы все с вами.
— Все эти рассуждения вряд ли мне помогут, если он заговорит на эту тему, — вздохнула Марджи.
— Возможно, ему никогда и не захочется делать этого. Со мной об этом он говорил с неохотой. Но, если это произойдет, ограничьтесь тем, что внимательно его выслушайте, не вступая в дискуссии, и не вздумайте подтрунивать. А если заметите любого рода изменения в его поведении, сразу же дайте знать мне об этом.
— Договорились, хотя я и не вижу в том необходимости, учитывая, что вы не собираетесь его лечить.
Врач насупился.
— Моя дорогая Марджи, ваш муж сумасшедший, не забывайте об этом. До сих пор его форма сумасшествия протекает скорее в выгодном для него виде. На данном этапе он, возможно, самый счастливый человек на земле. Ну а что если эта форма безумия обернется какой-нибудь другой стороной?
— Что-нибудь иное, чем паранойя?
— Нет, но — кто ведает — не возникнет ли какая-нибудь другая форма заблуждения, но уже менее приятная?..
— Например, снова уверовать в существование марсиан и перестать доверять людям?
— Э… Вряд ли возможна такая резкая смена. Но я допускаю вариант и похлеще… абстрагируется как от первых, так и от вторых.
— Вы что, шутите?
— Увы, нет. Это распространенная форма паранойи. Уж не говоря о философии солипсизма: Я — единственная реальность, а весь окружающий мир не больше, чем видимость.
— Вы говорите, как мой преподаватель в колледже. Я припоминаю, это довольно-таки привлекательная система.
— И её невозможно опровергнуть. А для паранойика эта теория превращается в легко доступную ему веру. И так как Льюк начал с марсиан, как видите, ему остается сделать ещё только один шаг в этом направлении.
— Он, действительно, рискует попасть в эту западню?
— Я просто хочу сказать, что в принципе это возможно, моя дорогая. Так что, теперь вы предупреждены о грозящих опасностях и внимательно наблюдайте за ним.
— Спасибо, доктор, за все. Я поняла. Еще раз спасибо.
Марджи встала и вышла из кабинета, унося с собой пакет с рукописью для отправки её в издательство.
Доктор Снайдер смотрел, как она выходит, да так и остался в задумчивости, не сводя глаз с двери, через которую она вышла. Он ещё раз, на этот раз глубже, чем раньше, вздохнул. Господи, какой же счастливчик этот Деверо!. Марсиане ему не досаждают… и жена такая симпатичная. Так много счастья привалило и для одного человека, это несправедливо.
Нет, он не желал сейчас думать о своей жене.
По крайней мере, до тех пор, пока перед его глазами все ещё стояла фигурка Марджи Деверо.