Подождав, пока рванет Петро рычаги, отъезжая, Ленин проворно качнулся к нему и арматуриной, торчащей из ноги, ударил по ветровому стеклу. Петро едва успел заслониться рукавом от брызнувших в лицо стекол. А памятник снова качнулся назад, чтобы теперь–то наверняка достать ногой до обидчика. И только сноровка спасла Петро Клещева от безжалостного ленинского удара. Толкнув от себя рычаг, успел он опустить стрелу подъемника, и памятник зацепился штырями за груду кирпичей, обессиленно замер, наклонившись вперед.
— Во дает, Вовка, а! — восхищенно сказал Гоша Сапунов, осматривая покалеченный погрузчик. — Ну и вдарил!
— Ну так чего? — спросил Ременьев. — Повезем его или нет? Сейчас ведь Гришка с бутылками приедет…
Дальше Ильича везли со всеми мерами предосторожности. С двух сторон его поддерживали под локти Гоша и пожилой экскаваторщик Дима, а погрузчик двигался сзади, словно почетный эскорт. Ременьев, забравшись па пьедестал, пытался руководить общим движением.
Странная это была картина…
Кто знает, если бы можно было одновременно видеть и прошлое и настоящее, может быть, и обнаружилось бы сходство нынешней картины со сценой, которая разыгралась при аресте Марьи Ивановны. Вот так же, осторожно, но крепко, как Дима и Гоша, поддерживали под локотки Марью Ивановну красавцы–грузины из МГБ, вот так же, наподобие погрузчика, шел за ними Франц Иванович Флешин, вот так же, как Ременьев, смотрел на них с пьедестала сам Ильич… Хотя, конечно, и отличия были. Во всяком случае, памятник, оглянувшись вдруг на свой оставленный пьедестал и увидев на нем Ременьева, рванулся вдруг, но Гоша и экскаваторщик Дима повисли на нем, не дали вырваться, и опустил голову Ильич, покорился своей участи.
— Мужики! — соскакивая с пьедестала, крикнул Ременьев. — А может, его здесь, у мусорных бачков, положим, а? Пьедестал–то мы ломать не будем. Снесем дом, а потом его назад поставим.
Предложение это всем понравилось. И хотя знали работяги, что, когда начнут вывозить битый кирпич и мусор, ничего не останется не только от постамента, но и от того места, где мирно стоят сейчас не предназначенные к сносу мусорные бачки, но так уж устроен советский человек, что всегда он рассчитывает на лучшее, всегда надеется, что теперь–то все будет иначе, не так как вчера, не так, как обычно, а по–хорошему, по–человечески… Так, как в светлом будущем, которое мечтал устроить для народа Ильич.
Так и попал памятник во двор соседнего дома. Прищурившись, Ленин лежал на боку и наблюдал, как, круша стены, ухает таран, как клубится над пустым постаментом пыль, ревут машины и летят по сторонам куски кирпичей… Впрочем, недолго наслаждался Ильич картиной грандиозной ломки. Поревев, поухав, машины вдруг замерли неподвижно, и, когда осела пыль, обнаружилось, что никого уже нет возле них. Неподвижно стояли самосвалы, неподвижно замер бульдозер, экскаватор тоже заснул, уронив тяжелый ковш на постамент. Не знал вождь мирового пролетариата, что и подумать об исчезнувших неведомо куда работягах… Вроде бы и друзей своих, латышей–чекистов, не видел он — куда же подевались люди?
Незаметно течет время в металлических головах… Повисли, заклубились сумерки над развалинами дома номер сорок шесть по проспекту Розы Люксембург, когда проскользнули к мусорным бачкам смутные, угадываемые только по винному запаху тени. Не бросили работяги своего вождя…
Очень скоро во двор дома номер сорок четыре, мигая синей лампой на крыше, въехала желтая машина.
— Пойдемте, друзья! — вежливо пригласили из машины работяг, расположившихся возле памятника. — Да, а приятеля–то своего здесь бросите?
И милиционеры переглянулись между собой, как бы удивляясь, до чего все–таки люди допиться могут, если готовы и товарища своего бросить на холоде. Неловко стало работягам.
— Вовка! — сказал Сапунов, толкая прикрытый фуфайкой памятник. — Вставай! Приехали за нами.
Но памятник не отозвался, и работягам пришлось поднять его и на руках тащить к машине.
Вот, собственно говоря, и вся история того, как попал памятник Ленину в вытрезвитель. Самая обычная, довольно–таки заурядная история, и возможно, если бы работники вытрезвителя не так были загружены работой в тот вечер, они бы разобрались в своей ошибке и выпустили бы после соответствующего медицинского освидетельствования памятник, но… В этот день на многих предприятиях платили получку и работы в медвытрезвителе было невпроворот.