— Ничего... — ответила Вика. — Жарко очень...
— Чего–то рано тебе жарко стало... Еще и не танцевала, а уже вся красная!
— Жарко... — повторила Вика.
Но вот начались танцы, и Маша, схватив Угарова за руку, потащила на середину комнаты, а Вика осталась одна. Ее пригласил танцевать какой–то незнакомый парень, но Вика покачала головой — Игорь все еще стоял возле магнитофона.
Игорь пригласил на танец высокую девушку из спецшколы.
Вика покраснела еще сильнее и принялась теребить шнурки своей голубой кофточки.
Этого занятия ей хватило до конца танца.
Когда музыка на мгновение стихла и все остановились, Вика окликнула Игоря.
— Скучаешь? — весело спросил он, не отходя от высокой девушки. — А ты попрыгай!
— Я не скучаю... — ответила Вика, но из динамиков снова рванулась музыка, сминая ее слова.
— Чего ты стоишь как неприкаянная? — поинтересовалась Маша Суворова. Она по–прежнему танцевала с Костей Угаровым.
— Так... — ответила Вика и услышала, как уже, отодвинувшись от нее, Костя сказал довольно громко, обращаясь к Маше: «Что ты пристаешь к ней? Ты же видишь, что она закомплексованная вся!»
Маша Суворова засмеялась в ответ, и Вика почувствовала, как все внутри ее сжалось. Как тогда, после болезни, когда она первый раз пришла в класс.
Опустив голову, Вика выбралась в коридор и, торопливо накинув на плечи пальто, выскочила на пропахшую кошками лестницу. Уже сбегая вниз, она слышала, как хлопнула наверху дверь и на лестничную площадку кто–то вышел.
— Что это она? — раздался голос Игоря.
— Да ну ее! — отвечал Игорю голос Маши Суворовой. — У нее от этих комплексов даже ресницы повыпадали!
Вжавшись в пахнущую кошками полутьму лестницы, Вика замерла, а Игорь наверху громко засмеялся. Снова раздались шаги, дверь еще раз хлопнула — на лестнице стало тихо. Вика выбежала в глухой колодец двора, где громко плакала чья–то кошка.
Вика не помнила, как выбралась из этого двора, не помнила, как бродила по пустому парку, где среди черных деревьев летали черные голуби. Остался в памяти только самозабвенный гипсовый бегун, расталкивающий грудью моросящий дождик. Так же, как этот бегун, Вика пыталась и не могла прорваться сквозь пелену отчуждения...
«Я не такая... — подумала она. — Не такая, как все... Совсем–совсем не такая...»
И заплакала...
Вика плакала и дома, когда, оттолкнув лежащий на диване магнитофон, уткнулась лицом в подушку.
Было уже темно, когда в комнату заглянула мать.
— Вика! — позвала она.
— Уйди! — отвечала Вика. — Я устала! Не трогайте меня!
— Доченька... — мать тяжело вздохнула. — Тебя к телефону зовут, доченька...
Звонила Ирка.
— Мне пленки нужны! — сказала она. — Ты не можешь их принести?
Вика чуть замешкалась с ответом.
— Понимаешь... — проговорила она. — Ну вот так, понимаешь, получилось... Ну, в общем, они сейчас не у меня...
— Ты их Игорю дала?
— Ну, почему Игорю?..
— Вы что, поссорились?
— Да нет! Ничего мы не ссорились!
— Поссорились... — уверенно, но нисколько не торжествуя, а скорее даже с грустью, проговорила Ирка. — Мне Машка сейчас звонила. Она рассказала, что вы поссорились и ты убежала со дня рождения...
— Пускай она больше врет, твоя Суворова! — яростно перебила ее Вика. Она сама удивилась своей ярости, но остановиться уже не могла. — И кассеты твои не у Игоря! Отдам я их тебе!
— Мне все равно у кого они... — скучно сказала Ирка. — Только мне самой эти кассеты отдавать надо. Поняла?
В трубке раздались гудки, но Вика все еще держала трубку в руках, как будто что–то еще можно было исправить. Вика сама не понимала, зачем она обманула Ирку, а главное, не знала, что теперь делать.
Нет, не кассеты беспокоили ее. Игорь, конечно же, завтра притащит кассеты, так что не в них дело. Просто ужасно, что ей снова придется разговаривать с Игорем, и это после того безжалостного смеха, который она услышала на лестнице, вжимаясь в пропахшую кошками полутьму.
Но Игорь не пришел в воскресенье, хотя Ирка снова звонила и требовала назад кассеты. А в понедельник Вика встретила Игоря на улице, но Игорь лишь кивнул издалека и сразу свернул в переулок.
Ирка, словно знала об этой странной встрече, позвонила, как только Вика вошла в квартиру.
— Забрала кассеты? — не здороваясь, спросила она.
— Забрала... — соврала Вика.
— Я приду сейчас.
— Зачем? — торопливо сказала Вика. — Я сама их принесу. Завтра...
— А они сейчас у тебя?
— У меня? — упрямо сказала Вика.
Она положила трубку и, не снимая пальто, опустилась на стул в прихожей. В прихожей было темно. От старой висящей на стене медвежьей шкуры пахло нафталином. Вика разглядывала выеденные молью проплешины на шкуре и ничего не могла придумать.