— На што, на што… Деревню я решил спалить, вот на что! — Сын подошел к столу и хлебнул самогона прямо из банки. — В общем так. Бери ружье и залегай у околицы. И каждую суку, которая с деревни утечь надумает, бей прямо в лоб. Понял?
— Чего ж не понять… — старший Шелудяков тоже отхлебнул из банки и, повертев в руках ружье, неожиданно улыбнулся. — Ты что думаешь, впервой мне? До войны–то, когда кулачье в гепеу сдавали, меня батька часто с собой брал. Дорога скучная, так отец мне винтовку сунет, а сам какому кулаку и шепнет: бяжи, дядька. Ну а когда тот скокнет с подводы, тут уж, как зайца, его шарахаю. Только это с винта надо. Пуля–то шибче с винтовки бьет.
— Этим козлам и с ружья хорошо будет! — успокоил его сын. — Пошли, батя.
— Сейчас… Патронов–то дай. Там, в комоде, коробка…
Супруга Шелудякова, когда мужики вышли из избы, сразу сунулась к окну. Увидела, что муж зашагал по улице в сторону околицы, и следом за ним увязалась соседская собака, а сын вытащил из сарая канистру и направился куда–то за огороды. Ойкнула баба. Побежала к соседям, но те подняли ее на смех.
— И как ты, Егоровна, с такими дураками жизнь прожила? — уже в который раз подивилась соседка. И так она ехидничала да подкалывала бедную женщину, пока не прогремел со стороны околицы выстрел. Взвизгнула собака, и в ответ ей завыли по всей деревне псы.
Соседка побледнела, а ее муж от всей души выматерился.
— От, стервецы, что выдумали, а!
А старший Шелудяков в это время вытаскивал из ствола дымящуюся гильзу. Он улыбался. Своим выстрелом наповал уложил он увязавшуюся за ним соседскую собаку. Собака только взвизгнула, крутанулась, рассыпая по дорожной пыли темные шарики крови, и затихла. А Шелудяков, перезарядив ружье, прилег за валуном, глядя сквозь прицельную планку на подернутую нежной молодой листвой улочку.
— Хорошо–то как! — пьяно пробормотал он. И замер, выжидая, когда побегут на него, спасаясь от огня, односельчане.
Очухался Шелудяков, когда его волочили по улице. Больно билась по камням голова.
— Ты чего?! — крикнул он на тащившего его за ноги соседа. — Сдурел совсем? Больно ведь!
— Так ты живой? — удивился сосед, бросая его ноги. — А я тебя пинал, пинал, ты даже не шевельнулся. Спал, что ли?
— Закемарил, наверное… — Шелудяков сел, ощупывая себя. — А какого ты хрена пинаешься?
— Еще спрашиваешь! — восхитился сосед. — Такого кобеля у меня порешил и спрашивает!
— А–а… — Шелудяков тряхнул головой, — А сын–то мой где? Не видел?
— Ты давай зубы не заговаривай! — ответил сосед. — Ты мне самогонку, Павел Степанович, выкатывай, а то я тебя снова за кобеля бить буду!
Младший Шелудяков нашелся только к утру. Он, оказывается, присел на огороде по большому делу, свалился, да так и заснул со спущенными штанами. А когда проснулся, канистры с бензином уже не было. То ли сперли ее, то ли потерялась где.
Озябший, прибрел он домой.
Мать слышала из запечья, как ругал его Павел Степанович.
— Не знаю, в кого и уродился! — пожаловался он уже совсем пьяному соседу. — Деревню и тую поджечь не может.
— Молодой! — готовно отвечал сосед. — Дурак еще…
Сын слабо защищался.
— Подожжешь вас… — оправдывался он. — Ворьё одно тут собравшись. Только посрать сел, а уж и канистру с бензином умыкнули.
— Молодой! — вздохнул сосед. — Слабо тебе против Павла–то Степановича.
— Это точно! — соглашался старший Шелудяков, и его супруга, сидевшая в запечье на канистре с бензином, слышала, как булькает разливаемая по стаканам самогонка.
Было уже поздно.
Кажется, уже наступило Первое мая — Международный день солидарности трудящихся…
Аутотренинг
Море было теплым и грязным, словно плохо сваренный борщ. В соленой воде болтался какой–то мусор и толстые, скользкие, как куски сала, медузы… Лева старался держать голову над водой, но небольшая волна поднимала мусор к лицу, а руки то и дело натыкались на студенистых медуз. Хотя Лева и торопился отплыть подальше от берега, но добраться до чистой воды не сумел. Мусор покачивался и за буйками, а дыхание уже кончилось, мускулы ослабли — пришлось повернуть назад.
Тяжело дыша, выкарабкался на берег и, пошатываясь, протиснулся к своему расстеленному на гальке полотенцу. Лег.
«В–все хорошо, — подумал он. — В–все отлично. Ты на юге. Рядом теплое море. В–все очень хорошо. Ты уже три года собирался поехать на юг, но не мог собрать денег. Теперь ты приехал. П–придется малость поджаться в будущем году, но это не с–страшно. Ты на юге. Это главное. Т–тебе очень хорошо».
Заклинание помогло — раздражение схлынуло. Лева открыл глаза. Заваленный, заставленный жадно впитывающими солнце телами отдыхающих, празднично и весело шумел пляж. Покачивалось теплое море…