Однако спутник его, пенсионер Марасевич, не терял времени даром. Ускользнув куда–то, он вернулся минут через десять и сразу поволок Коленкова в ягодные ряды. Ну, тут другое дело… Тут свои торговали и своим. Почти все прилавки были заняты золотозубовцами. С краю стоял Морозов — торговал на пару со своим меньшим пареньком, который у жены Коленкова во втором классе учился.
— Почем смородина сегодня? — поинтересовался Марасевич.
— По пять рублей берут… — покровительственно глядя на Коленкова, отвечал Морозов.
— Слышал? — Марасевич подмигнул Коленкову, — Ценят городские труженики нашу ягодку. Ценят. Ты тут за день, если повезет, месячную получку огрести можешь…
— Слышу, — ответил Коленков, пробуя доставшиеся ему весы. — Я ведро оботру да в него и буду деньги–то складывать.
Марасевич хохотнул, и торговля началась.
Только шла она очень уж вяло.
За полчаса Коленков продал всего полкилограмма ягод. Собирались, правда, еще двое покупать, но, покрутившись, отошли к Морозову, показалось, должно быть, что у того ягода покрупнее. Но не шибко брали и крупную ягоду. Ну, может, килограмма четыре продал Морозов — не больше. Однако не горевал. Посмотрел на часы и, приказав сыну встать к весам, зашагал к выходу с рынка.
— Куда он? — спросил Коленков, чувствуя, что хочется ему высыпать в урну эту пятирублевую ягоду и поскорее уйти отсюда.
— Известно куда… — ответил Марасевич. — Заправиться.
— Вроде рано еще… — Коленков взглянул на часы.
— Если места, Алексей Петрович, знать, то в самый раз идти. Как ты на это смотришь? Может, скооперируемся, а?
— Да… Мне вот только выпить еще сейчас и не хватает! — ответил Коленков. — Ну и, конечно, чтобы в милицию. Это вам, пенсионеры которые или так, вам можно… — и, собрав остатки сил, попытался улыбнуться остановившейся возле его ягод женщине. — Берите–берите… Прямо с куста ягода.
— Почем отдаете? — спросила женщина, пробуя ягоду.
— Почем? — Коленков оглянулся на Марасевича, но тот занят был со своей покупательницей. — Продаю за пять, а если три дашь, то и за три отдам.
— По три рубля кило, значит? — уточнила женщина.
— Для хорошего человека…
— Я хорошая, мил человек, хорошая. Я у тебя три кило и возьму.
Торговля сразу пошла веселее.
— Вот! — похвалил Марасевич, когда Коленков выставил на прилавок второе ведро. — А говоришь, рабочему человеку несподручно торговать. А расторговался ведь!
— А как же иначе. Чего ж не торговать, если берут.
— Ну! Нехитрое это дело. И позорного ничего нет.
Коленков не стал отвечать ему. Остановилась возле его ягод молодая накрашенная бабенка и спросила: «Сколько?»
Совсем не хотелось отдавать этой бабенке ягоды по три рубля, вообще не хотелось ей ничего продавать, но на него смотрел Марасевич, и Коленков, не таясь, ответил: «Три!»
— Вот! — наставительно сказала бабенка, поворачиваясь к своему спутнику. — А ты говорил, ходить не надо. Я–то уж знаю, когда говорю. Полкило мне…
— Ты чего же это, Алексей Петрович, делаешь? — испуганно прошептал Марасевич, когда бабенка отошла. — Ведь сказал Морозов, что по пять рублей смородина сегодня идет.
— Вот пускай и продает по пять! — ответил Коленков. — А мне и трех, Василь Степанович, хватит.
И, уже не таясь, закричал во весь голос.
— По три рубля кило! Смородина, с куста только снятая!
Покупательница, уже попросившая было морозовского сынишку взвесить ей килограмм ягод, переметнулась к прилавку Коленкова:
— Два кило!
Пока Коленков отсыпал ей ягоды, за покупательницей выросла небольшая очередь.
— А! — Марасевич махнул рукой. — Не толпитесь, гражданочки! У меня тоже в такую цену смородина!
Когда появился в ряду Морозов, ведра соседей были почти пусты. Завистливо глянув на них, Морозов прошагал к своему месту.
— Ты что же, стервец! — накинулся он на сынишку. — Ты что глазами моргаешь? Люди торгуют, а ты спишь, да?!
И, размахнувшись, вмазал пареньку затрещину.
— А–а! — разевая желтый от золотых коронок рот закричал тот. — А ты посмотри, по скольку они торгуют. Они по три рубля отдают, а ты за пять велел продавать!
— Вот как?! — разъяренный Морозов обернулся к соседям. — Это что, так, да?
Марасевич сник как–то под бешено скачущими морозовскими глазами, но Коленков только презрительно выплюнул изо рта окурок и, затоптав его, закричал:
— С куста смородина! Всего ничего осталось! Налетай, бабы, пока ягоды есть! За три рубля кило!
— Ты что–о?! — Морозов схватил его за грудки. — Ты что, гад, а?!
— Кыш! — заорал на него Коленков. — Кыш, тебе говорят, морда спекулянтская!