– Ее, ее! – закивала Юля, не обращая внимания на смущение Лены.
– Милочка! Да вам цены нет! Вам на эстраде, телевидении выступать надо! – взвился Борис Ефимович. – Такой талант! Да перед вами все эти эстрадные куры просто никто! Пыль под ногами!
При этих словах Леночка еще больше покраснела.
– Если вы ее уговорите, – сказала гордая Эля, – мы вам памятник при жизни поставим.
– Она у нас слишком застенчивая, – пояснила Юля, – даже песни свои только под псевдонимом публикует.
– Бли-и-ин! – схватился за голову Владимир. – И почему это я под псевдонимом не слетал?!
Последнее заявление вызвало дружный взрыв смеха и аплодисменты. Шутка понравилась всем, за исключением ничего не понявшего хозяина дома.
– Ребята! Да это не вы у меня, а я у ВАС автографы просить должен! – закончил пораженный Владимир, когда смех и аплодисменты слегка улеглись.
– Слышь, Владимир, а ведь твоя маскировка наконец начала действовать! – заметил из своего угла Михаил.
– Угум! – подтвердила Юля. – Борис Ефимыч до сих пор в растерянности.
– Извините, н-но я вас действительно не узнаю… – сказал Каменский, поворачиваясь к Владимиру.
Владимир понял, что эмоции его снова подвели и выдали, так же как и при встрече с Юрой Черновым.
– Ефимыч! – ответил за сконфуженного Владимира Николай. – Это ТОТ САМЫЙ Владимир – который «Марсианин».
Владимир развел руками, а хозяин только еще больше растерялся. Но группа как будто этого и ждала. Казалось, был сброшен с плеч какой-то невидимый груз, давивший на всех.
Все стали шутить, галдеть, хлопать по плечу Бориса Ефимовича со словами: «Расслабьтесь, Ефимыч, гордись Ефимыч, он наш, он свой» и прочей чепухой.
– Кажется, вас таки приняли в наше скромное братство! – прошептала на ухо Владимиру довольная Юля, подкравшись к нему сзади. – Может, тогда нас чем-нибудь развлечете, каким-нибудь рассказом? – громко добавила она.
– ДА, ДА!!! – восторженно подпрыгнула Эля. – Как вы ТАМ были…
– А я вам песню напишу! – неожиданно смело заявила Лена, чем донельзя изумила присутствующих.
– А может, не надо? – вступился за друга Михаил. – Его уже и так журналисты замучали. К нам от них сбежал.
Группа пристыженно замолчала.
– Да ладно, Миш, – как-то даже расслабленно прервал тишину Владимир. – ОНИ не вы. Они действительно надоели хуже горькой редьки, а вам почему-то даже хочется рассказать.
Группа заулыбалась.
– А давайте, я и видеоряд запущу? – подал инициативу Николай.
– Давай! – согласился Владимир.
– А мне эта… можно? – смущенно спросил Вадим, показывая портативную телекамеру.
– Снимай! – улыбаясь, махнул рукой Владимир.
Взрыв энтузиазма быстро навел в комнате новый порядок. Теперь за столом, отодвинутым к самой стене, сидел Владимир. Рядом с ним лежала Колина включенная планшетка. Остальные расселись полукругом поодаль, посадив хозяина дома посередине. Телекамеру поставили на штативе позади всех.
Марс
Когда Владимир начал рассказ, то тут же все поняли, что это будет не тот рассказ – сухой и строгий, что ранее они слышали по телевидению от него и от разных «шишек», руководивших проектом.
Из тех, прежних рассказов, все присутствующие, за исключением Бориса Ефимовича, очень хорошо представляли технические детали проекта и того, что произошло. Но живые переживания и то, как реально воспринималась та экспедиция одним из ее участников – тут был изрядный пробел.
Поэтому то, что они услышали в этом затерянном среди снегов и лесов двухэтажном деревянном доме, для них было откровением.
Тихо потрескивали догорающие в печи дрова, пахло чаем, крепко заваренным, по старым туристским традициям, снаружи шумел ветер в верхушках деревьев, бросая пригоршни снега в покрытые толстым слоем инея стекла.
И как окно в иной мир сиял экран планшетки, развертывая перед зрителями и слушателями события уже почти трехгодичной давности.
– Может, вы удивитесь, – начал Владимир свой рассказ, – но для меня, чисто психологически, полет начался не с прощания на Земле…
Тогда я стоял в общем строю с экипажем нашей экспедиции, с экипажем «Молнии», и наблюдал за докладом командира председателю госкомиссии.
Ясный солнечный день. На небе ни облачка, легкий морозный ветерок, а сзади, я словно кожей спины чувствовал, громада челнока. Заправленного и готового доставить нас на орбиту. Произносились торжественные речи, развевались флаги, а я почему-то ну совершенно ничего такого не чувствовал, что журналисты нам приписывают.
Да, полет во многом носил политическое значение, да, если оптимально, то надо было запускать два корабля с гораздо большей загрузкой, и не по параболической траектории, а через Венеру.