***
Шел последний день. Федя открыл последнюю пачку конфет. Истратился до половины последний кислородный баллон. Стояла на столе, поблескивая, последняя бутыль воды. А еда... что ж, из еды остались одни только конфетки в блестящих обертках. Развернул Федя одну из них и подумал. Вот конфеты. Красивый фантик, внутри них сладость а посередине орешек, или еще что. А вдруг с марсианкой так же. Вдруг она не только внешне красивая, но и внутренне? Вдруг она не просто так зовет его за собой в последнее время как-то ожесточенно, призывая выйти с базы.
С марсианкой все было так же, только настроение ее игривое сменилось каким-то грустным. Видно чувствовала, что не долго им осталось баловаться. Видно уловила то, что ее землянин больше за ней не бегает и не улыбается, когда она его в стекло скафандра чмокает.
«А ведь ей, наверное, скучно здесь одной, - подумалось Федору. - Она ведь столько лет одна и одна. А вот умру я сегодня, и опять она одна останется. Прилетят потом другие, будет с ними играться».
От этого ему стало грустно и обидно. Мечта покорить Марс рушилась на глазах. Он хотел покорить планету, а не мог укротить даже единственную рыжую марсианскую девчонку.
«Нет уж, - решительно встал он со своего места. - Не следует своим дохлым, разлагающимся телом захламлять родную базу. Жил всю жизнь мыслями на Марсе, так и похороню себя здесь же. Загажу красный грунт человеческими костями. Космонавт я, или не космонавт!»
***
Федя копал. Стены могилы то и дело осыпались, но он не отчаивался. Страшно не было. Он уже и крест себе соорудил из двух сваренных вместе трубок, что на базе нашел. Уже даже воткнул его в грунт поглубже, чтобы ветер не сшиб. Думал, сначала, как бы исхитриться, чтобы его закопало, а потом плюнул - ветер занесет. А может и марсианка поможет. С нее станется.
Марсинка сидела на последнем кислородном баллоне, от которого к скафандру шла трубка. Не было в ней уже ничего веселого.
«Все ведь понимает, - подумал он. - И грустит. Потому что я уйду, а она здесь одна опять останется. Одна со своим зонтиком».
И вот наконец могила была готова. Федя поманил к себе марсианку неуклюжим в скафандре пальцем. Та встала. Улыбнулась вдруг хитренько и подошла. Космонавт улыбнулся ей сквозь стеклышко в ответ. Оглянулся на базу - плотно ли закрыл герметичную дверь? Все ли отключил? Проверять было поздно. Воздух кончился, и Федя уже не мог нормально дышать. Физический труд подъел остатки спасительного кислорода. Космонавт набрал в легкие все, что осталось, задержал дыхание как перед рыком вод воду и принялся отстегивать шлем. Марсианка помогла ему, и вот он оказался во власти Марса.
Стало страшно холодно. Колючий, полный песка ветер прошелся своим шершавым языком по коже. Марсианка отбросила зонтик, поднялась на цыпочки и поцеловала Федю в губы. Он тоже потянулся к ней, ощущая, что задыхается. В глазах темнело, и вдруг...
...в горло хлынул спасительный воздух. И больше не холодно было, и больше не досаждал так ветер. Только вот было он уже не Федей, а чем-то совсем другим.
***
Ветер проникал в настежь открытую дверь базы. В герметичный отсек, из которого раньше откачивался воздух перед выходом на красную планету, надуло песка. Гремела музыка. Какой-то металл, какие-то немецкие фразы. Из-под груды подушек, матрасов и одеял торчала мужская волосатая нога и женская изящная рука с длинными острыми пальчиками. Вокруг всего этого летали последние конфетные фантики - игрушки в руках местного ветра.
На приборной панели мигал значок - белый конверт, обведенный синим - то и дело нервно попискивая.
- Да ответь ты им уже, - донесся сонный, ленивый женский голос из мягкой кучи. - Скажи, что с тобой все в порядке. Вот они запаникуют!
- К чертовой матери этот штаб, - ответил голос мужской, и мужская рука с длинными острыми пальцами высунулась, переплелась с женской. - Пускай делают что хотят. Свой Марс я уже покорил.