Нормальную земную жизнь на Марсе без терраформирования не обустроишь, поэтому для следующей волны колонизации выбрали экзопланету. Все силы бросили на разработку ракеты, которая сможет отвезти туда людей, а Марс отложили до лучших времён.
Один из переодевавшихся техников задел меня локтем.
- Извини. Ты чего сидишь? Всё нормально?
- Наружу собираюсь.
- Что, марсианка, родина не отпускает?
Техники загоготали, собрали вещи и наконец вышли из раздевалки.
Я развернула скафандр. Знаете, в который раз я слышу эту шутку?
- Кать, если чего понадобится, обращайся.
В опустевшем помещении я заметила Лёню. Поймав мой взгляд, он кивнул и тоже вышел. По-моему, это куда лучше бесконечного квохтания вокруг меня.
С самого утра я хотела сбежать наружу. Побродить в одиночестве. Просто отдохнуть. Везде контейнеры с вещами, суета, вопросы "Что будешь делать, когда прилетим?", Борис Геннадьевич ко всем пристаёт и про какие-то четырнадцать минут до старта рассказывает, вокруг меня ещё сочувствующие вьются...
Я спустилась по трапу.
На бетонные плиты космодрома нанесло песка. Я побродила между опорами ракеты, разглядывала сопла над головой. Больше смотреть было не на что - люди перебрались в ракету, остатки наземных построек укрыли плотным материалом, вокруг остался только песок и мутный от пыли воздух. Ветер усилился, с юга шла буря: Марс показывал характер на прощание. По расчётам, мы улизнём прямо из-под носа надвигавшегося урагана.
Коротко пикнул передатчик внутри шлема - со мной кто-то соединился.
- Эй, там, давай в ракету!
Я оглянулась. У трапа стоял старенький пассажирский ровер с открытой кабиной, из тех, на которых начиналось освоение Марса. Двое разбирали ящики на заднем сиденье. Водитель махал мне рукой.
- Полчаса до закрытия люка, ещё можно ходить, - отозвалась я.
- Что здесь делать полчаса?
Ветер окреп. Я нырнула за опору ракеты. Связи это не помешало, зато широкая опора защищала от ветра.
- Катя, это ты?
- У вас были другие варианты? - огрызнулась я.
- Не сердись. Ладно, полчаса твои.
Теперь и я узнала говорившего. Дядя Антон.
- Катя, ты точно не хочешь остаться?
- Точно.
Он не ответил. Я стояла, привалившись спиной к опоре, по стеклу шлема шелестела мелкая пыль. Через десять минут ровер отъехал от ракеты. На краю площадки он ткнулся колёсами в рыхлый песок, под которым не было бетона, и остановился, накренившись. Водитель поспешил к ракете.
Я уселась под опорой, чтобы меня не видели с трапа. Видимость падала. В складках скафандра собирались песчинки. Вокруг - мутная пустота. Горы давно скрыла завеса пыли, вместо солнца в мутном небе едва выделялось светлое пятно.
Остаться здесь, слоняться по заброшенным помещениям, делать какие-то эксперименты и ждать подачки с Земли? Нет уж, спасибо.
Марс-4 закрылся не в один день, и за несколько лет до отлёта заговорили о проекте, который позволит мне остаться. Я участвовала в обсуждении. На разговоре об автоматических зондах, которые будут доставлять необходимые вещи каждые два года, когда Земля ближе всего к Марсу, я сломалась.
Наверное, на Земле вздохнули с облегчением.
Проект благополучно заглох. Другие дети в нём не нуждались: их хрупкие кости, неразвитые мышцы, ослабленный иммунитет не помешают жизни на Земле. На крайний случай оставалась Луна. Там тяжело землянам, но мы-то привычны к низкой гравитации.
Добраться бы до этой Луны.
Выглянув из-под ракеты, я запрокинула голову. Стоило мне высунуться из-за опоры, в стекло шлема ударил песок пополам с ветром. Ничего там наверху не увидишь, ни грузовые ракеты, ни Землю, ни Тихий океан, такой большой, мокрый и солёный....
Забыла!
Под прикрытием ракеты я подбежала к противоположной опоре. Сквозь пылевые вихри едва проступали смазанные очертания пологих холмов за городом. Не страшно, я и не собиралась ничего высматривать - опознавательных меток не ставили, просто закопали маленький контейнер с прахом. Урна с марсианским песком лежала на кладбище на Земле.
Хоронить людей на Марсе запретили. В первые годы, по счастью, никто не погиб, а дальше начались разговоры о сворачивании проекта, поэтому решили умерших кремировать и отправлять на Землю, где их ждало какое-то почётное кладбище космонавтов. Дядя Андрей хотел остаться здесь. Об этом знали только папа, один медик и я.
Я в этот список попала случайно: во время взрослого разговора я сидела в углу и рисовала. Папа с дядей Андреем думали, что четырёхлетняя девочка занята делом и не обратит внимания на перешёптывания, а если и обратит - ничего не поймёт. Я действительно тогда не поняла, но запомнила слова и ореол тайны вокруг них.