После полугода нашей триумфальной деятельности Регуляторы объявили, что уничтожат «Космодамианск» любой ценой, как рассадник терроризма и место проведения нечеловеческих экспериментов по оживлению трупов в виде бездушных зомби. Именно поэтому к нам прибыл корабль-храм «Неугасимый светодиод сияния нематериального», на котором прилетели два техника-упокоителя. Этих техников ты уже знаешь — вот они, на полу лежат. Не зная о Саломее, Альборий и Павлиний упокоили во плоти только меня одну и убыли восвояси. Но когда после гибели госпиталя они оживили меня, чтобы допросить, то поняли, что прогадали — им нужна была другая. Им нужна была Саломея. Они вернулись на «Космодамианск» и нашли её живой. Теперь перед ними стояла непростая дилемма. У них было два человека — воскрешённая Клементина Фредерика Гейден, способная грамотно зашивать трупы перед их оживлением, и оригинальная сестра Саломея, ньюмен, способная оживлять грамотно зашитые трупы. Экзархия поставила перед техниками простую задачу — создать новый символ войны — постумную святую, деву-мученицу Клементину Кидонайю, чтобы она своим мученическим подвигом и посмертным служением смогла поднять дух сражавшихся на стороне Церкви.
Но нас было двое, и мы обе нужны были для чудесных исцелений и воскрешений. Две святых вместо одной, причём каждая со своей узкой функцией — это было бы слишком умственно для большинства верующих, и даже как-то не круто. Поразмыслив, техники поступили просто. Они отрезали у меня лицо и пришили его Саломее. Моё воскрешённое тело с отрезанным лицом выкинули в космос. У них получилась святая Клементина Сидонская, но она не умела пользоваться Омроном, сшивателем нервов. Научить её было невозможно. Как я уже сказала, Саломея была не очень-то умной и практически не обучалась. Тогда они взяли копию моей личности и записали в мозг Саломеи. Так моя личность стала хозяйничать в теле Саломеи, и я могла пользоваться Омроном и оперировать, как и прежде, но внезапно выяснилось, что я не могу исцелять. Способностью к исцелению обладала только оригинальная личность Саломеи. Сказать, что техники были в ярости, значит не сказать ничего. Они снова записали в тело Саломеи её прежнюю личность, которую предварительно скопировали себе на корабельный компьютер. Ситуация была неразрешимая, но выход всё же был найден. Они записали мою личность Саломее в голову, но не как основную, а вторым слоем. Триггером, переключавшим личности, стал Омрон Ньюромиссая. Как только Саломея надевала его на руку, то она становилась мной, Клементиной Фредерикой Гейден, и могла оперировать, но стоило ей его снять, моя личность ускользала на второй план до следующей операции. Так была создана составная чудотворница, известная всему миру как Клементина Сидонская. Теперь ты понимаешь, почему ни я, ни Саломея не являемся Клементиной Сидонской по отдельности. Она — двухкомпонентная святая. Мы образуем её своим совместным трудом, ровно на то время, пока идёт операция.
— Жесть, — покачал головой Беккет.
Фредерика продолжила свой рассказ:
— Перед тем, как меня передали в ведение Экзархии, я, Саломея и техники вступили в заговор молчания. Я скрывала от всех, что я составная, и что у техников нет физической копии этого тела, но только копии двух его личностей. Это позволяло техникам притворяться, что они владеют мной целиком и заведовать доходами от моей целительской деятельности. Они же скрывали от Экзархии, что я никогда не умирала и что я, по сути, бессмертное неуничтожимое существо.
— Почему техники так и не сделали копию тела Соломеи? — спросил Сэм.
— Способность, делающая это тело бессмертным и неуничтожимым, не отключается ни на секунду — постоянно проходят откаты части клеток к их прежнему состоянию посредством прыжков во времени, поэтому аппаратура не могла зафиксировать какое-то одно стабильное состояние, и процесс снятия копии завершался из-за критического сбоя службы контроля целостности цифрового образа. В итоге, техники плюнули и прекратили попытки, решив, что не стоит снимать копию с того, что и так никогда не испортится.
— Но зачем нужно было скрывать, что вы бессмертны?
— По правилам церкви к лику святых причисляют только умерших. Живых к нему причислить нельзя. Саломея же никогда не умирала. Все разговоры про то, что её трижды воскрешали за последние сто лет — брехня для отвода глаз, чтобы нашу маленькую тайну не смогли раскрыть в Экзархии. С учётом сказанного, Саломея не может быть святой. И уж тем более постумной святой. Если бы в Экзархии узнали, что это тело бессмертно, то они бы стали искать способ меня уничтожить и — рано или поздно — нашли бы его. Бессмертное неуничтожимое существо трудно контролировать — нет рычагов давления, следовательно, лучше его уничтожить. Логика тут безупречна.