И чуть дальше - в крохотной главке «Поселенцы»- снова размышления о том, что именно гонит землян на Марс: «Прилетали по-тому, что чего-то боялись и ничего не боялись, потому, что были счастливы и несчастливы, чувствовали себя паломниками и не чувствовали себя паломниками. У каждого была своя причина. Оставляли опостылевших жен, или опостылевшую работу, или опостылевшие города; прилетали, чтобы найти что-то или избавиться от чего-то или добыть что-то, откопать что-то или зарыть что-то, или предать что-то забвению…»
И снова неутолимое стремление - жить иначе, избавиться от окружающего, обрести новый мир. Так писатель выражает неприятие хваленого образа жизни, обличает легенду об Америке как земле обетованной. Человек изверился в возможность жить так, как ему хочется, и хватается за любой самый ничтожный шанс обрести покой и счастье и вернуть себе утраченную, затоптанную красоту жизни.
Пожалуй, наиболее законченное выражение этого содержится в великолепной заключительной новелле книги «Каникулы на Марсе» (октябрь 2026 года). После двадцатилетней изнурительной войны, когда во всей Америке уцелело всего несколько семей, одна из них, выбрав подходящий момент, отправилась в космическое путешествие на припрятанной «на всякий случай» семейной ракете. Детям объяснили, что едут на каникулы «поразвлечься». И вот они на Марсе. Тем временем жизнь здесь заглохла, марсиане вымерли. Семья пришельцев - одна на всей планете. Когда, настроив портативный приемник, отец обнаруживает, что последняя радиостанция на Земле умолкла, он взрывает ракету, доставившую их на Марс, и объявляет детям, что они могут выбрать себе любой марсианский город и остаться в нем жить. Символически предавая огню все книги и документы, привезенные с Земли, он говорит: «Я сжигаю образ жизни - тот самый образ жизни, который сейчас выжигают с лица Земли… Я был честным человеком, и меня за это ненавидели. Жизнь на Земле никак не могла устояться, чтобы хоть что-то сделать как следует, основательно. Наука слишком стремительно и слишком далеко вырвалась вперед, и люди заблудились в машинных дебрях…»
Так семья честного американца переезжает на Марс, «чтобы жить здесь по-своему, создать свой образ жизни…» В ответ на настойчивое желание детей увидеть марсиан отец подводит их к каналу и указывает на их собственные отражения в воде. «Долго, долго из журчащей воды на них безмолвно смотрели марсиане…» Так кончаются «Марсианские хроники» - эта необычная и многозначительная книга одного из наиболее известных современных американских писателей-фантастов Рэя Бредбери.
Не раз возвращается Бредбери к мысли об удивительной и несносной способности землян разрушать, отравлять, губить все красивое и привлекательное в жизни. На этом построена вся новелла о Четвертой экспедиции, которая упоминалась выше. Многозначителен диалог Джеффа Спендера с капитаном экспедиции:
«…Мы можем сколько угодно соприкасаться с Марсом - настоящего общения никогда не будет. В конце концов это доведет нас до бешенства, и знаете, что мы сделаем с Марсом? Мы его распотрошим, снимем с него шкуру и перекроим ее по своему вкусу,- говорит Спендер.
- Мы не разрушим Марс,- сказал капитан.- Он слишком велик и великолепен.
- Вы уверены? У нас?, землян, есть дар разрушать великое и прекрасное. Если мы не открыли сосисочную в Египте, среди развалин Карнакского храма, то лишь потому, что они лежат на отшибе и там не развернешь коммерции…»
Горький разговор двух соотечественников, один из которых пытается уверить самого себя, что все должно быть хорошо и будет хорошо. Другой, Джефф Спендер, уже окончательно изверился и решает избавить Марс от угрозы «отравления» землянами: «Средний американец от всего необычного нос воротит,- говорит он.- Если нет чикагского клейма- значит никуда не годится. Подумать только… Вы ведь слышали речи в конгрессе перед нашим вылетом. Мол, если экспедиция удастся, на Марсе разместят три атомные лаборатории и склады атомных бомб. Выходит, Марсу конец - все эти чудеса погибнут…» И потом, с горькой усмешкой: «Ведь я один - один против всей этой подлой, ненасытной шайки там, на Земле».
«Один против всех…» Эта мысль высказана отнюдь не случайно. Чувством одиночества в чуждом и ненавистном мире зла пронизано далеко не одно художественное произведение современной американской литературы. В этом, с одной стороны, признание того, что окружающее общество чуждо человеческой личности, враждебно благородным и тонким устремлениям ее души, а с другой - неумение, неспособность приложить огромную потенцию своего протеста к живой борьбе за переустройство этого общества во имя Человека и его счастья. Именно в этом заложена та трагичность человеческой судьбы, о которой с такой силой сказали в последние годы и Сэлинджер, и Апдайк, и многие другие писатели Америки в еще не известных советским читателям романах и повестях.