Осваивать Марс было во сто крат труднее, чем неисследованные области Земли, но ореола романтического героизма не было и в помине. Горячих скакунов заменили мощные вездеходы, фургоны - прочные и уютные купола. Каждый шаг заботливо предусматривался перспективным планом освоения Марса. Романтики план не предусматривал. Поэтому Фогель рассматривал неожиданное приключение как дар судьбы в компенсацию за неоправдавшиеся надежды.
Он вспомнил многочисленные легенды, сложенные о планете, и с внутренним замиранием ждал, что хотя бы одна из них окажется правдой. Нужно только поверить, твердил он про себя, поверить полностью и бесповоротно, и это непременно случится. Совсем недавно Мальцев рассказал ему о Голосе Ветра. На Марсе ветер почти беззвучен, но иногда, самыми длинными и темными ночами, он начинает говорить на непонятном и, как утверждают, осмысленном языке. Протяжные слова раздаются, словно падают, откуда-то сверху, и озноб пробирает невольных слушателей до костей от его безжизненности. Голос слышали лишь несколько человек, и, по их единодушному мнению, это было нечто большее, чем простая игра природы. Кто-то пытался записать его на пленку, но запись не получилась, и это послужило поводом для официального заявления о том, что Голос-де явление психического порядка, объясняющееся нервным утомлением. Объяснению никто, кроме неисправимых педантов, не поверил, и легенда осталась, время от времени обрастая подробностями.
Фогель забрался на гребень дюны и остановился перевести дыхание. Идти по податливому песку оказалось нелегко. Ноги налились свинцовой тяжестью и одеревенели. Фогель лег на спину и расслабился. Черное небо казалось таким близким, что его можно было достать лежа, стоило поднять руку. Фогель так и сделал: он протянул вверх раскрытую ладонь, но ничего не почувствовал, кроме слабого дуновения ветра. "Песок струится сквозь пальцы ветра..." - всплыла в памяти строка полузабытых стихов. Кажется, он произнес ее вслух? Фогель прислушался.
- Песок-струится-сквозь-пальцы-ветра, - медленно повторил он и почти не услышал собственного голоса - слова гасли у самых губ.
- Надо идти, - сказал Фогель, и снова слова растаяли, будто упали в безвоздушное пространство или погрузились в вату.
Фогель стал спускаться с дюны. Незаметно для себя он делал это чуточку торопливей, чем прежде. Рыхлый песок расползался у него под ногами, и он с трудом сохранял равновесие. "Испугался я, что ли? - подумал он. - Ерунда какая... Просто разреженный воздух".
- Э-ге-гей! - крикнул он, но крика не получилось. Из горла вылетело невнятное бормотание, которое он уловил скорее сознанием, чем слухом. "Что такое..." - подумал он и неожиданно для себя самого побежал, увязая в песке и размахивая руками.
Громкий звук, похожий на удар грома, остановил его. "Что это?" - прошептал он и услышал ГОЛОС. Непонятные слова размеренно и тяжело, словно капли, падали сверху и, подхваченные эхом, разносились по всей округе и возвращались назад, накатывались, подобно волнам, и громким звоном отзывались в ушах.
- Что это?! - беззвучно крикнул Фогель и повалился на песок, сжимая руками голову, но голос продолжал звучать в его мозгу. Он бесстрастно рассказывал о чем-то, Фогель не понимал ни слова, но слышать его было невыносимо. Фогель поднялся на колени, с ненавистью посмотрел вверх. "Хватит! Хватит!! - подумал он. - Я больше не могу..."
Внезапный порыв ветра бросил ему в лицо горсть песка и, пока он протирал глаза, голос умолк. Тишина оглушила его. Он с трудом встал на ноги и побежал.
Через два часа из-за горизонта выплыли красные звездочки - огни на куполах Экватора. Фогель всхлипнул и лег на песок.
Близился рассвет.
- Ваши слова напоминают мне одну из историй барона Мюнхаузена, - улыбаясь сказал Паркер, - ту самую, в которой он вытащил себя из болота, ухватившись за собственные волосы. По-моему, все попытки человека выйти за пределы свойственных ему представлений и логики закончатся подобным парадоксом.
- Речь идет не о том, чтобы перестроить мышление человека, - сказал Петровский. - Такое вряд ли возможно. Да и нужно ли? Ведь тогда человек перестанет быть человеком. Но мне кажется, что у любых типов разума, должна быть хотя бы одна точка соприкосновения, на основе которой будет строиться взаимопонимание и которую необходимо отыскать.
АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК 2
Даммер тихо состарился в небольшом городке на берегу Средиземного моря. Сейчас, спустя много лет, никому не приходило в голову, что этот сморщенный старичок был одним из пионеров освоения Марса. В космическую эпоху первопроходцев стало слишком много, но лишь единицы удостоились чести войти в историю. К тому же Даммер быстро сошел со сцены. Нелепая и страшная гибель Хогана выбила его из колеи, и с первой же ракетой он вернулся на Землю, твердо решив, что космос не для него. Он никому не рассказал всей правды о гибели Хогана, теперь он и не помнил, чем объяснил случившееся, а в последние годы вовсе засомневался в реальности кошмара, преследовавшего его всю жизнь. Он регулярно покупал все книги о Марсе, включая научные работы, выписывал марсианские газеты и журналы, но нигде не встретил упоминания об аленьком цветочке. Быть может, и не было никакого цветка, просто они с Хоганом стали жертвами необычайной оптической иллюзии?
Как бы там ни было, он ненавидел космос и сторонился людей, имеющих хотя бы малейшее к нему отношение. А поскольку на Земле почти не было таких людей, он был одинок. После смерти жены, бывшей невесты Хогана, он отошел от дел.
Человечество давно избавилось от нищеты и могло позволить себе содержать небольшое количество неудачников, так и не нашедших своего места в жизни. С Мартой он познакомился уже на Земле, когда был вынужден встретиться с ней и рассказать о смерти жениха, не о том, разумеется, как было все на самом деле. Они прожили вместе пять лет, но так и не стали по-настоящему близки друг другу. Он знал, что сам виноват в том, потому что не сказал ей правду, и тень Хогана все время стояла между ними. Хотя Марта этого кажется, не замечала. Она погибла на космодроме, где работала диспетчером, при аварии большого пассажирского лайнера.
Он бросил работу и посвятил себя воспитанию трехлетнего сына. Он сделал все, чтобы ребенка никогда не заманили черные глубины космоса. Том вырос, совершенно неожиданно поступил в школу пилотов, даже не посоветовавшись с ним, и вскоре они расстались навсегда. Даммер запретил сыну появляться в своем доме. Он сознавал свою неправоту, но не мог поступить иначе.
У Даммера был просторный добротный дом с большим фруктовым садом, в котором не было ни одного цветка. При жизни жены они несколько раз из-за этого ссорились. В доме была хорошая библиотека, и он проводил время за чтением, работой в саду и изредка выходил в море на собственной яхте порыбачить. Пищу он получал по пневматической линии, уборкой в доме занимались роботы, так что хозяйство его не обременяло.