В конце концов, он не столько сошел, сколько съехал вниз, подстегиваемый нарастающим грохотом приближающейся орды. Обняв Чино за шею, Казар просто старался удержаться.
— Я сам убью этого упрямого монгола, если только он останется в живых, — сквозь зубы процедил Комо Дат.
— Похоже, ему это удастся, — сказал Пиар.
— Тогда я лично заберу у него жизнь, — ответил Дат, подсаживаясь на место стрелка к лучевой пушке.
Казар понял, что будет жить, когда копыта его коня коснулись мягкой земли.
— Ай-я! — крикнул он, пришпоривая Чино, чтобы успеть уйти на безопасное расстояние от накатывающей сзади орды.
Обернувшись, он увидел падающих с Великой Стены лошадей. Их ноги, лишившись привычной опоры, искали ее в воздухе. Уставшие после многочасовой непрерывной скачки, они приземлялись на ослабшие ноги, спотыкались и падали на бок. На какое-то мгновение перед ним мелькнула Утренняя Лань, вцепившаяся в гриву своей кобылы. В следующий миг она уже пропала из виду.
Шеренга за шеренгой люди и кони скатывались со стены, сталкиваясь, крича, увеличивая этот страшный комок плоти.
Гордость поднялась в сердце хана, когда он увидел, что его воины до последнего вздоха продолжают вести огонь. Костяные Головы почти не стреляли в ответ, отступив при виде отчаянной храбрости монголов…
А колонны все шли и шли, грохот копыт звучал барабанным боем безжалостной судьбы. Провал между двумя стенами быстро заполнялся, из-под серой каменной пыли, поднявшейся над местом катастрофы, доносились стоны и крики раненых и хрип лошадей.
Немало монголов выжило. Однако большинство погибло. Они падали и падали, пока те, что оказались внизу, уже просто не могли выползти и задохнулись.
Казар стоял поодаль, зная, что ничем не может помочь, и что если близким ему людям удастся выжить, то только по прихоти судьбы, а не благодаря кому-то.
Край расплывающегося облака пыли накрыл и его, и Казар подумал, что ради безопасности стоит, наверное, укрыться под его серым покровом, так как небесные шатры по-прежнему висели над головой и, возможно, искали его. Задыхаясь и щурясь, Казар подъехал поближе к провалу и закричал:
— Утренняя Лань! Утренняя Лань!
Ему никто не ответил.
— Ариунболд!
Тишина. Только тут Казар вспомнил, что его верный штандартоносец погиб, превратившись прямо на его глазах в клуб дыма. В это трудно было поверить, и боль сжала сердце хана.
— Герел! Герел! Твой хан ищет тебя!
— Я здесь, — раздался хриплый голос.
Прикрыв глаза, Казар направил коня в направлении голоса.
— Где ты, Герел? Я иду.
— Здесь, мой хан.
Казар нашел его на куче щебня и камней. Герел лежал на спине, по лицу его текла кровь.
— Ты ранен? — спросил Казар, спешиваясь.
— Нет, но мы обречены.
— Мы живы. А значит, не обречены.
— Костяные Головы убивают монголов.
Казар поднял голову. Совсем низко над ними висел кажущийся огромной птицей небесный шатер. Из него никто не стрелял. Кое-кто из монголов еще вел огонь, не причиняя кораблю видимого вреда.
— Твоя орда сражается до конца, — сказал Герел, когда Казар помог ему подняться.
— Это их долг, они же принесли клятву верности, — горько усмехнулся Казар.
В воздухе разносился тошновато-кислый запах крови, внутренностей, блевотины. Казар опустил руку на плечо Герела.
— Я ищу Утреннюю Лань. Где она?
— Не знаю. Я заботился о собственном спасении и не следил за ней.
Казар нахмурился.
— Я не стану тебя ругать, хотя…
Испепеляющий луч ударил в камень справа от Казара, оставив только столбик дыма от валуна.
— Началось, — сказал Герел, оглядываясь по сторонам. — Они уничтожат нас. Мы обманули смерть только для того, чтобы умереть немного позже.
Второй луч ударил еще ближе, почти в то место, где только что стоял Казар. Только теперь его там не оказалось. Он схватил Герела за плечи, развернул лицом к себе.
— Герелхан, мы можем умереть, но можем и выжить.
— Это решит судьба, — согласился Герел.
— Это решит судьба, но в этот час я хочу, чтобы ты принял доспехи Чингисхана.
— Я?
— Да, — ответил Казар, поспешно избавляясь от панциря.
— Но я недостоин такой чести…
— Это решает только твой хан. Там, в руинах смерти я должен отыскать Утреннюю Лань и не хочу, чтобы доспехи мне мешали. Но и бросить в кучу мусора то, что служило мне так долго, я не могу. Посему доверяю их тебе.
— Слушаю и повинуюсь, — сказал Герел, опускаясь на колени.