— Повинуйся немедленно, а на колени станешь потом. Мне нужно идти.
Сбросив доспехи на землю, Казар остался почти обнаженным. Он поднял волчью шкуру, которую раньше возил свернутой у седла, накинул ее на голову так, что волчьи глаза глядели теперь туда же, куда и Казар.
— Позаботься о доспехах и не запачкай. Они мне еще понадобятся, — хрипло сказал он.
— Твое слово приказ для меня, о хан, — ответил Герел, собирая боевые принадлежности величайшего монгола, когда-либо ходившего по земле.
Казар направился к пролому, где еще мелькали вспышки зеленоватого света. Костяные Головы добивали оставшихся в живых. Ну и пусть.
Он прошел не больше тридцати шагов, когда раскаленная белая игла вонзилась в землю за его спиной. Теплая волна с запахом горелой кожи и мяса известила Казара о том, что Герелхан умер вместо него. Какая еще судьба могла ждать человека, поверившего, будто он достоин носить доспехи двух величайших монголов в истории.
Казар не обернулся.
— Есть! — воскликнул Комо Дат. — Прямое попадание!
— Поздравляю, — негромко сказал Пиар.
— Пусть Команда Смерти займется остальными.
— Вот и конец.
— Да, конец.
Они обменялись взглядами.
— На этот раз вы уверены? — спросил паек.
— Да, он был в тех голубых с золотом доспехах, взятых из гробницы Чингисхана. Сомнений быть не может.
— Тогда не будем сомневаться, — тихо пробормотал Пиар.
— Утренняя Лань! Утренняя Лань!
Казар пробирался между грудами мертвых коней. Некоторые были еще живы и смотрели на человека грустными, полными боли глазами. Из рваных ран торчали белые кости. Вывернутые ноги, которым уже никогда больше не бегать по степи. Казар едва удержал слезы. Все люди погибли, к этому он был приучен. Монгольские мужчины живут, чтобы умереть. Но лошади не должны так страдать. Это было оскорблением их благородного духа.
— Утренняя Лань!
Не обращая внимания на смертоносные лучи, Казар шел все дальше и дальше.
— Утренняя Лань!
Едва слышный стон раздался справа. Казар слышал этот стон и раньше. Только тогда в нем звучало наслаждение, а не боль.
— Утренняя Лань! Твой хан здесь!
Еще один стон. А вот и она.
Утренняя Лань лежала в стороне от основной массы погибших. Ее ноги запутались в стременах мертвой кобылы, от которой она не сумела отползти. Беспрерывные вспышки зеленых лучей освещали бледное лицо женщины.
— Я жива, мой господин, — прошептала она. Из уголка рта просочилась струйка крови.
— Тебе недолго осталось жить, — Казар опустился на колени.
— Знаю…
— Среди преданных мне ты была самой преданной.
Ее смех напоминал хрип.
— Я была самой неверной.
— Можно быть преданным по-разному. Твою верность я ценю особо, потому что вместо того, чтобы слепо подчиняться моим поспешным решениям, ты не соглашалась с ними. Любому хану нужны такие, как ты.
— Что ты будешь делать, когда я умру? — спросила Утренняя Лань.
Казар дотронулся до ее окровавленной щеки. Под его ставшими вдруг нежными пальцами кость слегка подалась.
— Не знаю, но пока ты не умрешь, я тебя не покину.
Утренняя Лань взглянула на висящий вверху небесный шатер и прикрыла глаза от боли.
— Не хочу умирать от рук Костяных Голов, — тихо сказала она.
— Я закрою тебя от их огня.
— И я не хочу лежать здесь, дожидаясь, когда жизнь уйдет вместе с кровью.
— Я не могу помочь тебе, ведь теперь у меня нет даже орды.
Утренняя Лань протянула руку и коснулась его обожженного лба. Ее пальцы были холодны.
— Когда ты любил меня, мне часто казалось, что это не ты, а смерть. Но мне было все равно. За эти несколько недель с тобой я прожила целую жизнь. И ни о чем не жалею.
Казар взял ее за руку, нащупал пульс.
— Просьба, мой господин.
— Говори.
— Выполни ее. Погаси огонь, пожирающий мой разум.
— Ты слишком многого хочешь от хана.
— Если ты действительно любишь меня, сделай это.
— Я не решаюсь, потому что люблю тебя, — растерянно пробормотал Казар.
— Если ты будешь тянуть, твоя жизнь тоже окажется под угрозой.
— Однажды я уже умер из-за тебя. Могу умереть еще раз.
— Сегодня моя очередь, любимый, — она закрыла глаза. — Я посмотрела на тебя в последний раз. И теперь готова.
Казар поцеловал перепачканные кровью и пылью губы, ощутив их вкус, затем вытащил из-за голенища серебряный кинжал и разрезал ей живот. Лицо Утренней Лани исказилось от боли, но она промолчала.