Несмотря на примитивность (кроме политического, другого смысла они не имели), ДОСы были новыми пилотируемыми изделиями, и их разработка требовала немалых усилий. Ведущим конструктором по этой теме, после безуспешного завершения работ по кораблю 7К-Л1, был назначен Ю. П. Семенов (в то время зять А. П. Кириленко — второго лица в государстве). В уста Брежнева «специалисты» умело вложили лозунг: «Исследования с помощью долговременных орбитальных станций — магистральный путь в освоении космоса». Теме было придано государственное значение, выделено серьезное финансирование, открыта «зеленая улица» на всех предприятиях, в том числе и на нашем.
Мишин, понимая, что невозможно вести такой дополнительный объем работ без ущерба для основной темы Н1-Л3, в 1972 году вместе с Челомеем написал письмо, в котором они предлагали все работы по станциям вернуть Челомею. Это предложение было одобрено министром Афанасьевым, он дал указание готовить соответствующие документы. Но наши «специалисты», продолжая манипулировать мнением вышестоящих руководителей, подготовили наверх встречное письмо, в котором предлагали освободить Мишина от занимаемой должности. В конфликте разбирался Д. Ф. Устинов, но ничего не изменил. Весь дополнительный объем работ, обрушившийся на перегруженные коллективы ОКБ-1 и кооперации, буквально сметал разработки по Н1-Л3, переводя их в разряд второсортных.
Мишин сопротивлялся новой затее не зря. Успехов на ДОСах пришлось ждать несколько лет. На первой станции первая экспедиция не удалась из-за ошибки в управлении процессом стыковки, во второй экспедиции экипаж погиб при возвращении на Землю. Вторая станция не вышла на орбиту из-за аварии челомеевской ракеты «Протон». Третья станция вышла на орбиту, но из-за дефектов в системе ионной ориентации и отсутствия в проектной документации команды на прекращение нештатного режима, а также из-за неоперативных действий группы управления израсходовала запасы топлива на ориентацию и была потеряна. Ответственным за неудачи на станциях, в том числе за гибель людей, естественно, считали Мишина.
Лишь через пять лет на четвертой станции Г. Гречко и А. Губарев начали регулярные работы, но это был уже 1975 год. В № 4 журнала «Российский космос» за 2006 год заслуживает особого внимания статья Гречко, где он делится своими впечатлениями об итогах тридцатилетних полетов на орбитальные станции. Высказывается на эту тему в своей книге и главный инициатор создания станций в 1969 году К. П. Феоктистов: «Прошло почти сорок лет с начала полетов человека в космос. Что же принесли эти полеты гражданам страны, которые оплачивали эти дорогостоящие работы? Что бы ни говорили политики и чиновники, оплачивало эти работы общество в целом, трудящиеся, налогоплательщики, отдававшие часть ими заработанных денег государству. Так вот люди, которые платили, ничего не получили». Но это сказано им в 2000 году, а тогда, в 1969-м, ущерб, нанесенный энтузиастами скороспелых орбитальных станций работам по H1-Л3, был огромным.
В 1974 году окончательный удар по марсианскому проекту Королева нанес его друг и соратник в прошлом, а теперь соперник и ярый противник ракеты Н1 — В. П. Глушко. К весне 1974 года когорта одержимых личными интересами добилась отстранения Мишина от должности главного конструктора и начальника ЦКБЭМ.
Мне довелось шесть лет взаимодействовать с Мишиным в разных ситуациях (как ведущий конструктор по Л3 был подчинен непосредственно ему). Могу утверждать с полной ответственностью: вряд ли любой другой руководитель, в том числе и Глушко, которого я также видел в работе многие годы (как ведущий конструктор по комплексу «Энергия-Буран»), справился бы со всем клубком проблем более успешно. Главное преимущество Мишина перед всеми — он 20 лет неизменно подставлял свое плечо Королеву, таким опытом, кроме него, не обладал никто.
Сменивший Мишина Глушко, своим приказом, с молчаливого согласия партийно-правительственной верхушки, запретил пуск подготовленного комплекса Н1-Л3, а также прекратил работы не только по лунной программе, но и по ракете Н1, а стало быть, и по марсианскому проекту. Производственные заделы на заводах, полигоне, в смежных организациях были уничтожены.
Никто из нас — непосредственных участников работ — не сомневался в успешном запуске Н1. Глушко, видимо, тоже, иначе зачем было запрещать? Даже с экономической точки зрения, уничтожение изготовленного комплекса Н1-Л3 на Земле дороже, чем его самоуничтожение в полете. Глушко не устраивал успешный старт Н1, который мог перечеркнуть диагноз, заведомо поставленный им двигателям Кузнецова после восьми лет их отработки — «гнилые». Между тем, Кузнецов довел ресурс своих «гнилых» до трех часов непрерывной работы при заданном ресурсе не более 20 минут. Свои же двигатели для «Энергии» Глушко, игнорируя всеобщие сомнения, доводил 13 лет.