ВL: Сейчас в женской литературе популярна тема abuse - морального и физического. Причём, пишут это женщины. Как вы думаете, с чем связан данный парадокс?
ТВ: Думаю, что в России этот «парадокс» связан с тем, что именно женщины, в большинстве своем, подвергаются моральному и физическому насилию. Было бы странно, если бы домашний тиран или насильник вдруг родил книгу о том, как он бил жену за остывший кофе или как насиловал в парке припозднившуюся мать семейства. Я и сама, пережив в юности изнасилование, посветила этому книгу «Зеленый подъезд», пытаясь говорить не столько о насилии, сколько о последствиях, которые они вызывают в жизни женщины. И до тех пор, пока в России насилия будет так много, как сейчас, женщины будут об этом писать. И не только в заявлениях в полицию.
Впрочем, хочу внести уточнение. Стиг Ларрсон в своей трилогии «Миллениум» пишет о чудовищном уровне насилия над женщинами в Швеции. Его книги - своего рода ода в защиту женщин. Так что иногда и мужчины бывают с головой, устроенной правильным образом. Даже писатели.
ВL: Есть ли для вас табуированные темы, которые вы никогда не поднимете на страницах своих книг?
ТВ: Я не говорю о политике, ибо считаю, что и без меня есть, кому драться на древках от государственных флагов. Но это не значит, что для меня это - табу. Я не стану писать о сериальных маньяках-педофилах, хотя знаю, что для детективистов злодей-педофил - любимое дело. А вообще, литература не должна иметь таких строгих и ненарушаемых табу. Иначе мы бы никогда не получили Лолиту. Для меня есть что-то преступно общее между табу и цензурой. Литература может быть очень жесткой, если она отражает жестокие времена и нравы. Не стоит припудривать такую реальность.
ВL: Набросайте примерный портрет современной героини женского романа.
ТВ: Примерно так - это женщина, она мечтает о счастье или разуверилась в нем, она может быть молодой или старше, с детьми или без них, может увязать в сложных отношениях с бывшим или быть в зависимости от гиперопекающих родителей. Она может мечтать о прекрасном принце или не верить в его существование. Она может работать в офисе или в поле, может любить Достоевского, а может Бегбедера. Или сериалы, идущие по Первому каналу. У нее может быть много подруг, а может - одна, самая близкая. У нее может случиться горе, она может кого-то потерять, а кого-то найти. Ее могли только что уволить с работы, и она не знает, как ей выплачивать ипотеку. Она купила машину в кредит, и не может припарковаться из-за снега. Она - женщина, и это единственное, что известно точно. Потому что в противном случае это был бы роман, нарушающий закон о недопустимости пропаганды гомосексуальных отношений.
ВL: Мы, женщины, - народ особый. О нашей логике сочинены тома анекдотов. Каково это - писать женщине для женщин?
ТВ: Писать женщинам для женщин - здорово и интересно. Но в своей работе я категорически избегаю штампов, а «повышенная логичность» женщин - это один из самых чудовищных и пустых, не основанных ни на чем. Бросим в ту же корзину «обезьян за рулем», среди коих, по моему опыту вождения (скоро уж двадцать лет), хватает представителей обоих полов. «Блондинка на шпильках без мозгов» - прямое оскорбление многим из моих весьма умных и образованных подруг. Иногда складывается впечатление, что без этих штампов и клише нашим мужчинам станет страшно. Это - как вылететь из Матрицы и вдруг понять, что не такой уж ты и «король мира». Но мы, женщины России, нелогичны в одном - мы терпим эти штампы, смеемся над этими анекдотами, пожимаем плечами и идем дальше.
ВL: У вас есть серия - «Для особенных женщин». Чем особенны современные читательницы?
ТВ: Терпеливы мы и прощаем все. В этом наша сила и источник многих наших проблем. И все мы, женщины, особенные.
Сейчас серия, для которой я пишу, называется «Позитивная проза Татьяны Веденской». И это более корректно отражает суть того, что я делаю. Мне нравится смеяться над несмешным, иногда быть чересчур критичной, такой Бабой Ягой. Но даже когда я «громлю ларьки», я сохраняю позитивный взгляд на реальность. Это наша жизнь, и если не веселиться, глядя на все это безобразие, будет очень тоскливо. В общем, не пудрите мне мозги, пудрите щеки.