- Уходи, - говорит она строго. - Сейчас же уходи.
Стрекот нарастает, ширится, сливаясь в один сплошной и низкий гул, от которого начинают дрожать оконные стекла.
- Это что? - каторжанин пытается перекричать стрекочущий рев, но тщетно.
Девушка опускает подбородок, зажимает ладонями уши. Но оглушающий гул стихает так же неожиданно, как и появился. Воцаряется пугающая, плотная тишина.
- Что это такое, черт возьми? - повторяет каторжанин.
Его голос дрожит, и страх тянется от его тела вместе с запахом пота и крови. Девушка облизывает губы и чувствует, как под дощатым настилом начинает шевелиться земля.
- Ты угадал тоже, - говорит она свистящим шепотом.
Дверь избы распахивается, словно от сквозняка. В комнату врывается ледяной ветер, вздымает волосы девушки, словно тонкое льняное покрывало. И она слышит, как каторжанин поворачивается на пятках навстречу бьющей из проема смертельной стуже.
- Это прилетел мой черт...
Почти одновременно воздух вспарывает резкий свист и хрипящий вскрик каторжанина. Затем слышится треск порванной одежды, комнату заполняют утробные, хлюпающие звуки, и что-то с мокрым шлепком падает на пол. Горячий, тошнотворный запах наполняет избу, закручивается вокруг девушки в штопор. Она цепенеет и задыхается, не в силах вынести окруживший ее густой смрад - вонь только что выпотрошенной туши, запах гари и медовая, приторная сладость.
- ...он... тронул...? - в уши льется тихий, свистящий шепот, похожий на шуршание майских жуков в спичечном коробке, или шелест опавшей хвои под оленьими пимами.
- Нет, - отвечает девушка, но голос ее срывается. Она сглатывает слюну, ставшую сухой и горячей, пробует снова:
- Нет, не тронул...
Запахи накатывают густыми, вязкими волнами. Тянутся, будто сгущенное молоко.
(...садится сокол, садится ясный
на реку молочную, реку белую...)
Она шире распахивает глаза, будто силится разглядеть что-то в своей вечной, непроглядной тьме. Вздрагивает, когда чужие пальцы, испачканные в чем-то липком и тошнотворном, медленно проводят по щеке.
- Не надо, - просит она.
Ее ладони упираются в твердую грудь, под пальцами скользит пропитанная влагой ткань. И девушка слишком хорошо понимает, что это кровь каторжанина, чье мертвое тело - груда внутренностей и парного мяса, - лежит теперь возле ее собственного порога.
- Я не могу... Пожалуйста... я не могу, пока он лежит здесь...
Из незрячих глаз выкатываются слезы.
(...не пей, сокол, ключевую воду.
Ключевая вода - это слезы мои...)
Цепкие руки жадно, крепко, по-хозяйски обвивают ее тело.
- Одна ночь... - возобновляется шепот, и на девушку веет запахом сладкого молока. - Потом уйдем на запад... я вернусь лишь через четыре новолуния...
Девушка опускает веки и позволяет ему коснуться губами своих сухих губ. Почти осязаемые, липкие волны сладости текут через тело, обволакивают мягкой негой.
- Давай уедем? - просит она, словно в бреду. - Уедем вместе на юг... Сбежим от вечного холода и мрака туда, где молочные реки текут в кисельных берегах...
(...Не мути, сокол, ты речную воду,
ведь речная вода - это кровь моя...)
- Когда-нибудь, - шелестит голос. - Я обещаю...
И лжет. Девушка знает, что он лжет, как лгал всегда. Но ей достаточно и этих слов, и она затихает, уткнув лицо в пропитанную чужой кровью грудь.
- Так хочется счастья... - всхлипывает она и гладит тонкими пальцами его изуродованную шрамами щеку. - Немного света и счастья. Пусть даже с чертом...
(...не лови, сокол, белу рыбицу.
Бела рыбица - это сердце мое...)
БЕНЕФИС АВТОРА: Елена Ершова
В этом выпуске мы познакомим вас с Еленой Ершовой, самобытным автором, создательницей цикла «Легенды сумеречной эпохи» (мир «Царства медного») - научная, социальная и психологическая фантастика. Роман Елены «Неживая вода» занял II место в конкурсе романов « Неформат», роман «Ихтис» (в процессе) участвует в конкурсе «Магический детектив». По миру «Царства медного» был проведен этнографический арт-квест (см. февральский выпуск), пишутся несколько фанфиков.
Елена рассказала нашему журналу о себе и «Легендах сумеречной эпохи».