Нагнувшись над подоконником, врач написал рецепт.
— У ребенка воспаление дыхательных путей, то есть бронхит. Хорошенько протопите и давайте лекарство точно по часам.
Он сказал еще несколько слов и поднял с пола свою шляпу.
Марта опустила руку в карман и молча протянула ему деньги. Еще раз окинув комнату взглядом, врач не взял их.
— Не надо, — сказал он уже на пороге, — не надо! Ребенок слаб и истощен. Болезнь длительная, и лекарств потребуется много. Я завтра приду.
Он ушел. Вдова упала на колени у низкой постели, припала к ребенку.
— Доченька! Единственная моя! — шептала она. — Прости свою мать, прости! Я не сумела спасти тебя от холода и голода! Ты истощена, больна… Ох, дитятко мое…
Она рвала на себе волосы и билась головой о пол.
— О, какое же я ничтожество, ни к чему не годная, преступная!
Через час принесенное из аптеки лекарство стояло возле больного ребенка, а чуть свет, как только открылся дровяной склад, яркий огонь запылал в печи, наполняя комнату приятной теплотой!
Врач был прав! Болезнь Яни оказалась продолжительной. Он ежедневно посещал девочку и пришел уже в десятый раз. У девочки все еще был сильный жар. В комнате слышалось ее тяжелое и хриплое дыхание, напоминавшее скрип пилы. Опять безмолвная и неподвижная стояла Марта около постели. Врач обратился к ней.
— Не теряйте надежды, — сказал он мягко, — ребенок может выздороветь, но в ближайшие дни ей нужен особенно внимательный уход. Сегодня здесь опять холодно. Температура должна быть выше по крайней мере на шесть градусов. Лекарство закажите как можно скорее и давайте его всю ночь. Оно дороговато, но это единственное средство…
Врач ушел. Марта стояла посреди комнаты, скрестив на груди руки и опустив глаза.
Обогреть комнату! Чем? Купить лекарство! На какие деньги?
В кармане у нее не было больше ни гроша. В начале болезни Яни у нее было четыре рубля и несколько злотых; все это богатство поглотила печь, которую она топила ежедневно, и аптека, куда Марта бегала по нескольку раз в день.
Она уже не рвала на себе волосы, не падала наземь, не била себя в грудь. Она была лишь тенью прежней Марты. Ее исхудалое и пожелтевшее лицо выражало страдание, которое не утихало ни на миг, пронизывало нее фибры ее тела, давило грудь и голову. Посиневшие губы были крепко сжаты, как у человека, которому приютится сдерживать крики и стоны. Она обводила комнату безжизненным, потухшим взглядом.
Может быть, можно еще что-нибудь продать? Нет, ничего не было, кроме подушки, на которой лежала больная девочка, шерстяного платка, которым она была укутана, двух рубашонок и старых детских платьиц, за которые никто не дал бы даже столько, сколько стоит вязанка дров.
Мать в бессилии опустила руки.
— Что мне делать? — прошептала она. — Что я могу сделать? Пусть умирает! Лягу рядом и умру вместе с ней!
В это мгновение Яня заметалась на постели и во сне тихо вскрикнула. В этом крике слышался и радостный смех и неясная жалоба.
— Отец! — бредила девочка, протягивая худые горячие ручонки. — Отец! отец!..
Жестокая горячка вызвала перед ее глазами образ отца, и она молила его о спасении.
Марта подняла голову, ее сухие угасшие глаза вдруг наполнились слезами; заломив руки, она стала всматриваться в лицо ребенка.
— Ты зовешь отца, — прошептала она грудным, дрожащим голосом, — он бы тебя, конечно, спас! Он заработал бы для тебя и на теплую квартиру, и на еду, и на лекарство…
Минуту она стояла в молчании. Потом бросилась к постели и нагнулась к Яне.
— Нет! — воскликнула она. — И я не оставлю тебя без помощи! Отец работал бы для тебя… Мать — пойдет просить милостыню!
Жгучий румянец покрыл ее пожелтевшие щеки, в глазах вспыхнул огонь твердой решимости.
Она набросила на голову черный платок и побежала вниз в квартиру дворника. Там у плиты, на которой варился обед, сидела женщина в большом чепце и грубой обуви.
Марта подошла к ней, запыхавшись.
— Пани! — воскликнула она. — Пожалейте… будьте милосердны…
— Вы, наверно, за деньгами? — буркнула женщина. — У меня нет, нет, где мне их взять…
— Нет, нет, не денег! Я пойду за ними в город! Посидите, пожалуйста, пока у постели моей дочки.
Дворничиха поморщилась, но уже не так сердито, как вначале.
— Вот еще! Есть у меня время сидеть с больным ребенком!..
Марта нагнулась, схватила большую, жесткую руку женщины и припала к ней губами.
— Пожалейте меня, будьте милосердны, посидите с ней… Она все время хочет пить… мечется и вскакивает, ее нельзя сегодня оставлять одну…
Она целовала ту самую руку, которая еще недавно наносила удары ее ребенку.