― А масло чем взбиваете?
― У соседей маслобойку берем. Она у них новая, электрическая. Минута дела и все готово. Генка взамен потом их товар продает. Молоко там, творог, сметану, а, иногда и овощи разные, ягоды.
Хотя бывает, и в банке болтаем. Особенно зимой, когда молока мало, корова в запуск идет. У нас здесь все свое. Так сказать, натуральное хозяйство. – Даная мельком взглянула на все еще безмолвную мать.
― У соседей наших тех, что справа от дороги, корова отелилась и привела двоих телят. Бычок родился нормальным, крепеньким, а телочка хилой, болезненной.
Хозяева решили, все равно сдохнет, чего с ней даром возиться. Бросили в углу хлева на произвол судьбы. Мне жалко стало крошку. Забрала к себе домой, укутала тряпками, согрела. Поила насильно с соски. Купала в теплой водичке. День и ночь возилась с ней, словно с маленьким ребенком, даже спала рядом, чутко прислушиваясь к каждому ее вздоху и, к удивлению всех, выходила.
Теперь – это наша кормилица. Ручная выросла, доверчивая. Ходит за мной следом, как собачонка. А доится как легко. Молоко само бежит, когда пора приходит.
Галина Ивановна слушала девушку и исподволь рассматривала фотографии, висевшие над кроватью по всей стене в больших и маленьких потемневших рамках. Даная и, видно, ее брат были почти на всех снимках. На некоторых рядом с мамой. Иногда с ними темноволосый, симпатичный мужчина. Он смотрел в объектив весело и непринужденно, обнажая в довольной улыбке ровный ряд ухоженных зубов.
Не удержалась и спросила. – Это ваш отец? – И потому, как вздрогнули ресницы у хозяйки, поняла, что задала вопрос, по меньшей мере бестактный. – Очень интересный и, видно, веселый мужчина, – добавила поспешно, смутившись невольно.
― Это мой муж. Он сейчас в городе, – вмешалась в разговор хозяйка. – В последнее время Сереже тяжело материально и физически, поэтому мы с ним почти не видимся. Очень много работы у него сейчас. Он декан физико-математического факультета. Вертится день и ночь, как белка в колесе. Преподаватели, студенты, экзамены, проверки.
Раиса Петровна потихоньку, вначале как бы про себя, но потом все увереннее, начала рассказывать о муже. Видно, тема была больной, выстраданной. Говорила негромко, как бы вспоминая о чем-то далеком, дорогом, утраченном и недоступном.
― Обещают скоро квартиру дать от города, и тогда снова будем жить все вместе, как раньше, – и жалостливо улыбнулась своим словам, видно, все еще отчаянно надеясь на будущее.
― Как я Вам уже говорила, у нас квартира была в городе,– вмешалась в разговор дочь. – Досталась маме от деда Ивана, а ему – от его родителей. Мебель такая чудная. Картин много. А посуда!!! Сплошной антиквариат.
После войны дед почти до самой старости областью нашей руководил. Баба Надя в школе математику и физику в старших классах вела. Перед пенсией завучем работала. Душевная, внимательная учительница была.
Как любили ее за доброту, отзывчивость, понимание! На каждый праздник всегда столько подарков получала и от признательных родителей, и от благодарных учеников, и настоящих, и бывших, кому она помогла в жизни обустроиться.
А таких, скажу вам, немало было. Бабушка, конечно, всегда противилась. Очень неудобно чувствовала себя в такой ситуации. Потом старалась эти подарки кому-нибудь передать, кто в них особо нуждался. Чего ей только не дарили; сервизы разные, хрусталь, даже бытовую технику случалось, приносили. А цветов сколько! На любой праздник по всей квартире стояли букеты целыми охапками. Бабушка и соседям раздавала, и знакомым, и продавщицам в магазине. В гости к нам часто приходили, кто за советом, кто за словом добрым. Хорошее время было, счастливое. – Даная призадумалась.
― Дед Иван всегда по жизни был принципиальным. А к старости и совсем невыносимым стал, резким, вспыльчивым. Не любил болтунов и врунов, за версту их чуял. Очень не нравилось ему, когда о власти плохо говорили. Из-за этого у него на улице часто случались перепалки, споры какие-то непонятные. Как-то пришел с магазина с авоськой с хлебом, сел у стола, склонив голову на руки, да и не встал.
Потом мы узнали, что повздорил с кем – то в очереди, что, якобы не пропустил его кто-то вперед себя, хотя дед Иван всю войну прошел, и награды всегда носил при себе, на груди. Говорил, сколько той жизни осталось, пусть смотрят люди, что жизнь свою недаром прожил.